Гурвич, Арон Меерович

Арон Гурвич
Aron Gurwitsch
Дата рождения:	17 января 1901(1901-01-17)
Место рождения:	Вильнюс
Дата смерти:	25 июня 1973(1973-06-25) (72 года)
Место смерти:	Цюрих, Швейцария
Страна:	США
Научная сфера:	социология, философия
Учёная степень:	Доктор философии (1928)
Научный руководитель:	Мориц Гейгер
Сайт:	[www.gurwitsch.net witsch.net]

Аро́н Ме́ерович Гу́рвич (нем. Aron Gurwitsch; 17 января 1901, Вильно — 25 июня 1973, Цюрих) — германский и американский философ, историк науки, социолог, представитель феноменологии.

Жизненный и творческий путь

Родился в обеспеченной еврейской семье из Трок, из раввинских династий с обеих сторон. Мать, Ева Хаимовна Блох, была домохозяйкой. Отец, Меер Мордхе-Вульфович Гурвич, был занят экспортом древесины в Германию и в 1906 году перевёз семью в Данциг, где Арон Гурвич в 1919 году окончил среднюю школу.. В Берлине Гурвич начал изучать философию (1919). В 1920 году он переехал во Франкфурт, где первоначально занимался медициной и математикой, а затем вновь вернулся к изучению философии. В 1928 году он получил докторскую степень во Франкфурте-на-Майне (его диссертационная работа, выполненная под руководством Морица Гейгера, была защищена в 1928 и опубликована в 1929 году и заслужила похвалы Гуссерля). До своей эмиграции в 1933 году, он работал при прусском Министерстве науки и как помощник Морица Гейгера в Геттингене.

Эмигрировав в Париж из-за прихода к власти национал-социалистов в Германию, где он работал до этого, Гурвич преподавал в Сорбонне в Институте истории науки (1933—1940). За это время он познакомился с французским феноменологом Мерло-Понти. В 1937 году Гурвич встретил А.Шютца, с работами которого его познакомил Гуссерль. Проведенные в Париже годы Гурвич называл самыми плодотворными в своей творческой жизни. Однако, в связи с предстоящим немецким вторжением Арон, вслед за Шютцем, покинул Европу и эмигрировал в США (1940).

Работал в качестве преподавателя физики в Гарвардском университете. В 1947 году он был приглашенным профессором математики в колледже Уитон в Нортоне. В 1948 г. работал в качестве помощника профессора математики в Уитэме. В 1951 г. он был профессором в Университете Брандейс. В 1958 году он вернулся в качестве приглашенного профессора в университет Кельна. Через год Гурвич был назначен профессором философии в Новой школе социальных исследований в Нью-Йорке, где преподавал последние 14 лет жизни.

В 1969 г. основал и возглавил Архив Гуссерля в Нью-Йорке. Активно сотрудничал с журналом «Философия и феноменологические исследования» и Международным феноменологическим обществом.

Основные идеи

Отправляясь от идей Э. Гуссерля, Гурвич развил своеобразный "неэгологический" вариант феноменологии сознания: в отличие от Гуссерля, Гурвич считал, что нет особого "трансцендентального сознания" (чистого Эго), можно говорить только о "трансцендентальной функции" сознания. Сознание по сути своей едино, однако его отличительной характеристикой выступает "двусмысленность", делающая возможным сосуществование естественной и трансцендентной установок. Трансцендентальное "поле сознания", конституирующее предметность, исследуется феноменологией. При этом феноменологией не отрицается натуралистический традиционно-психологический подход к сознанию, они сосуществуют.

В области социологии Гурвич опирался на заимствованное у М. Шелера понятие среды как совокупности того, что "переживается человеком непосредственно в противоположность тому, что объективно воздействует на него" (“Die mitmenschlichen Begegnungen in der Milieuwelt”. B.—N. Y., 1977, S. 86). Совокупность индивидуально значимых "сред" образует социальный мир (Milieuwelt)— функциональное единство устойчивых структур человеческих взаимодействий.

Некоторые работы

• «Феноменология субъекта и чистого Я» (Phenomenologie der Thematik und des reinen Ich, 1929)
• «Современный нигилизм» (On Contemporary Nihilism, 1945)
• «Проблема существования в конститутивной феноменологии» (The Problem of Existence in Constitutive Phenomenology, 1961)
• «Сфера сознания» (Original English as The Field of Consciousness. Pittsburgh: Duquesne University Press, 1964)
• «Феноменология восприятия» (The Phenomenology of Perception: Perceptual Implications, 1965)
• «Исследования по феноменологии и психологии» (Studies in Phenomenology and Psychology. Evanston: Northwestern University Press, 1966)
• «Социальная наука и Естествознание» (Social Science and Natural Science, 1969)
• «Относительно теории интенциональности» (Towards a Theory of Intentionality, 1969)
• «Панлогизм Лейбница» («Zwei Begriffe von Kontingenz bei Leibniz» in Weltaspekte der Philosophie: Rudolph Berlinger zum 26. Oktober 1972)
• «Феноменология и теория науки» (Phenomenology and the Theory of Science, 1974).

Источники

1. [www.gurwitsch.net/bio.htm The Aron Gurwitsch page]

2. Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль. Под редакцией В. С. Стёпина. 2001

Ссылки

• [www.gurwitsch.net/publications.htm список публикаций]
• [www.gurwitsch.net/bio.htm биография (by Lester Embree)]
• [www.gurwitsch.net/online.htm тексты Гурвича онлайн]
• [iph.ras.ru/elib/0869.html Гурвич в новой философской энциклопедии]

Отрывок, характеризующий Гурвич, Арон Меерович

– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.