Давыдов, Сергей Степанович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Степанович Давыдов
Дата рождения

12 (25) октября 1907(1907-10-25)

Место рождения

Камышин, ныне Волгоградская область

Дата смерти

5 августа 1945(1945-08-05) (37 лет)

Место смерти

Пярну

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

авиация

Годы службы

19291945

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Сергей Степанович Давыдов (12 (25) октября 1907 года — 5 августа 1945) — майор Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1944).



Биография

Сергей Давыдов родился 25 октября 1907 года в городе Камышине (ныне — Волгоградская область) в рабочей семье. Получил неоконченное среднее образованием, работал в Саратове на обувной фабрике. В 1929 году Давыдов был призван на службу в Рабоче-крестьянский Красный Флот. В 1933 году он окончил Ейскую школу морских лётчиков, затем курсы штурманов при Военно-морском авиационном училище. Проходил службу на Дальнем Востоке. Окончил курсы усовершенствования командного состава. С июня 1942 года — на фронтах Великой Отечественной войны[1].

К июню 1944 года гвардии капитан Сергей Давыдов был штурманом эскадрильи 12-го гвардейского авиаполка 8-й минно-торпедной авиадивизии ВВС Балтийского флота. К тому времени он совершил 101 боевой вылет, уничтожив 2 вражеских транспорта, 2 сторожевых корабля, 2 десантных баржи, тральщик, канонерскую лодку. Принял участие в нескольких воздушных боях, сбив 3 вражеских самолёта. Участвовал в операции по уничтожению немецкого крейсера «Ниобе», стоявшего в финском порту Котка[1].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июля 1944 года гвардии капитан Сергей Давыдов был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 4007[1].

5 августа 1945 года Давыдов был убит в городе Пярну[1].

Был также награждён четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, рядом медалей[1].

В честь Давыдова названа улица в Камышине, ранее также средняя школа в Пярну[1].

Напишите отзыв о статье "Давыдов, Сергей Степанович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=7547 Давыдов, Сергей Степанович]. Сайт «Герои Страны».

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
  • Герои-волгоградцы. Волгоград, 1967.
  • Шамаев В. М. За право жить. Камышин 2002.

Отрывок, характеризующий Давыдов, Сергей Степанович

– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.