Датун

Датун
大同

Страна	КНР
Статус	городской округ
Входит в	провинцию Шаньси
Включает	4 района, 7 уездов
Глава городского округа	Гэн Яньбо
Секретарь комитета КПК	Фэн Лисян
Население (2007)	3,16 млн
Площадь	14 176 км²
Часовой пояс	+8
Телефонный код	+86 352
Код автом. номеров	晋B
[www.dt.gov.cn/ Официальный сайт]

Датун (кит. упр. 大同, пиньинь: Dàtóng) — городской округ в северной части провинции Шаньси КНР, на лёссовом нагорье (высота 1090 м) у заставы Великой Китайской стены, отделяющей Внутренний Китай от Внутренней Монголии.

История

В древности местонахождение Датуна было царством северных варваов бэйди. В 200 до н. э. был основан Пинчэн (平城), гарнизонный город для защиты Ханьской империи от набегов хуннов.

В 398 г. Пинчэн, прежде гарнизонный город, стал столицей государства Северная Вэй, правители которого первыми в китайской истории приняли буддизм. Для заселения безлюдного нагорья из других областей Северного Китая были пригнаны тысячи ханьцев — на протяжении последующего тысячелетия Пинчэн стал самой северной точкой ареала их расселения.

Раньше других городов Восточной Азии Пинчэн украсился буддийскими храмами и пагодами. Особенной известностью пользуется т. н. «висячий храм» (Сюанькун). На западной окраине города возник монументальный комплекс пещерных храмов Юньган (памятник Всемирного наследия). В 431 г. город был окружён мощной 16-километровой стеной, однако к концу V века вэйские правители перенесли столицу в Лоян, а Пинчэн был оставлен на разграбление кочевникам и на несколько столетий предан забвению.

Название «Датун» впервые появляется в VIII веке для обозначения военного округа танской армии, охранявшей северные рубежи Китая в окрестностях современного города; само название было взято от названия реки, ныне находящейся на территории автономного района Внутренняя Монголия. Китайских поселенцев к тому времени здесь почти не осталось. Несмотря на неоднократно предпринимавшиеся танскими правителями попытки военной колонизации этих мест, в 947 г. северную часть Шаньси отторгли от Китая кочевники-кидани. Вплоть до монгольского нашествия Датун служил западной столицей сначала киданьского государства Ляо, а с 1125 г. — чжурчженьского государства Цзинь.

С восстановлением китайской государственности минские правители вновь обратили внимание на Датун как на удобный плацдарм для защиты Поднебесной от кочевых орд. В конце XIV века город вновь был обнесён стеной. С тех пор он относился административно к провинции Шаньси. Модернизация датунской экономики началась в 1917 году, когда город был соединён железной дорогой с Пекином и Тяньцзинем.

После начала японо-китайской войны Датун был в сентябре 1937 года занят японскими войсками. Японские власти создали в регионе марионеточное Автономное правительство Северного Цзинь, в 1939 году вошедшее в состав марионеточного государства Мэнцзян.

По окончании Второй мировой войны за контроль над регионом развернулась борьба между коммунистами и гоминьдановцами. Войска коммунистов вошли в Датун в мае 1949 года. Регион административно был включён в состав провинции Чахар.

В 1952 году провинция Чахар была расформирована. 13 уездов, переданных в состав провинции Шаньси, были объединены в Специальный район Ябэй (雁北专区), правление которого разместилось в Датуне. В 1954 году уезды Датун и Хуайжэнь были объединены в уезд Дажэнь (大仁县), и в составе Специального района Ябэй стало 12 уездов. В 1958 году уезд Дажэнь был передан под юрисдикцию города Датун.

В 1959 году Специальный район Ябэй и Специальный район Синьсянь (忻县地区) были объединены в Специальный район Цзиньбэй (晋北专区). В 1961 году Специальный район Цзиньбэй был вновь разделён на Специальный район Ябэй и Специальный район Синьсянь; Датун при этом стал городом провинциального подчинения, поэтому в составе Специального района Ябэй осталось 11 уездов. В 1964 году под юрисдикцией города Датун были восстановлены уезды Датун и Хуайжэнь, которые в 1965 году были переданы под юрисдикцию Специального района Ябэй (в составе которого, таким образом, стало 13 уездов). В 1970 году Датун был лишён статуса города провинциального подчинения и также перешёл под юрисдикцию Специального района Ябэй.

В 1970 году Специальный район Ябэй был переименован в Округ Ябэй (雁北地区). В 1972 году Датун опять стал городом провинциального подчинения, и при этом было изменено его деление на районы: он стал состоять из районов Чэнцюй, Куанцюй, Наньцзяо и Бэйцзяо. В 1971 году район Бэйцзяо был переименован в Синьжун.

В 1989 году три уезда округа Ябэй были переданы в состав свежесозданного городского округа Шочжоу.

В 1993 году округ Ябэй был расформирован. В состав городского округа Шочжоу было передано ещё три уезда, а из остальных семи вместе с административными единицами, находившимися в подчинении города Датун, был образован городской округ Датун.

Административно-территориальное деление

Городской округ Датун делится на 4 района, 7 уездов:

Карта
#	Статус	Название	Иероглифы	Пиньинь	Население (2003 прим.)	Площадь (км²)	Плотность населения (/км²)
1	Район	Чэнцюй	城区	Chéng qū	580,000	46	12,609
2	Район	Куанцюй	矿区	Kuàng qū	440,000	62	7,097
3	Район	Наньцзяо	南郊区	Nánjiāo qū	280,000	966	290
4	Район	Синьжун	新荣区	Xīnróng qū	110,000	1,006	109
5	Уезд	Янгао	阳高县	Yánggāo xiàn	290,000	1,678	173
6	Уезд	Тяньчжэнь	天镇县	Tiānzhèn xiàn	210,000	1,635	128
7	Уезд	Гуанлин	广灵县	Guǎnglíng xiàn	180,000	1,283	140
8	Уезд	Линцю	灵丘县	Língqiū xiàn	230,000	2,720	85
9	Уезд	Хуньюань	浑源县	Húnyuán xiàn	350,000	1,965	178
10	Уезд	Цзоюнь	左云县	Zuǒyún xiàn	140,000	1,314	107
11	Уезд	Датун	大同县	Dàtóng xiàn	170,000	1,501	113

Источник

• [original.britannica.com/eb/article-9070822/Datong Датун в Британской энциклопедии]

Административное деление провинции Шаньси Городские округа: Тайюань | Датун | Линьфэнь | Люйлян | Синьчжоу Цзиньчжун | Цзиньчэн | Чанчжи | Шочжоу | Юньчэн | Янцюань

Отрывок, характеризующий Датун

«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.