Делеэ, Ипполит

Ипполит Делеэ

Ипполит Делеэ, также Делье, Делейе (фр. Hippolyte Delehaye) (19 августа 1859, Антверпен — 1 апреля 1941, Брюссель) — бельгийский иезуит, специалист по церковной истории и агиографии, член общества болландистов. Занимался критическими изданиями агиографических текстов, установил основные принципы критической агиографии.

Биография

Ипполит Делеэ происходил из старой и уважаемой католической буржуазной семьи, чьи корни были тесно связаны с фракоговорящей коммуной Шьевр в валлонской провинции Эно. Научные занятия и теология были традиционны для этой семьи. В числе предков Делеэ был Мишель Баюс (фр. Michael Baius; 1513—1589) — бельгийский теолог, занимавший пост профессора и канцлера в Лёвенском университете.

Делеэ прошел полный начальный курс в Иезуитском коллеже Нотр-Дам (нидерл. Onze-Lieve-Vrouwecollege) в Антверпене, став в 1876 году иезуитским новициатом в Арлоне, где изучал классические языки и философию. Приняв религиозный обет в 1879-м, он отправился изучать философию в Университет Лёвена (1879—1882). До 1886 года Делеэ преподавал математику, естественным науки и фламандский язык в коллеже Сен-Барб в Генте (фр. Sint-Barbaracollege), где после нескольких лет преподавания решил заняться агиографией. Первой его работой стала небольшая статья о растениях в Библии. В 1886 — 1887 годах Делеэ изучал теологию и историю в Университете Инсбрука (Австрия), но холодный климат Тироля и проблемы со здоровьем вынудили его вернуться в Бельгию. Обосновавшись в Брюсселе, Делеэ приступил к работе в Коллеже Сен-Мишель (фр. Collège Saint-Michel). Он опубликовал три работы, посвященные Генриху Гентскому, которые привлекли внимание председателя Общества болландистов Шарля Де Смедта (фр. Charles De Smedt; 1833—1911). Под руководство Де Смедта Делеэ написал диссертацию, посвященную бенедиктинскому монаху Юберу-Мартину де Жамблу (фр. Guibert-Martin de Gembloux; 1124—1213). В 1890 году Делеэ был рукоположен в священники.

Деятельность в Обществе болландистов

В 1891 году он занял должность выпускающего редактора издания «Деяния святых» (лат. Acta Sanctorum) — главного коллективного труда Общества болландистов. Специализацией Делеэ стала византийская агиография: в 1895 году под его руководством вышел первый том Библиотеки греческой агиографии — каталога греческих агиографических материалов. В 1902-м Делеэ опубликовал исследования по византийской мартирологии, а три года спустя книгу об агиографических легендах. В 1912 году он стал председателем Общества болландистов, а в 1913 году был избран членом-корреспондентом Королевской академия наук и искусств Бельгии (фр. Académie royale des sciences, des lettres et des beaux-arts de Belgique). В 1918 году арестован немцами за участие в движении сопротивления и приговорен к 15 годам лагеря. На свободу он вышел уже в ноябре 1918 года после заключения перемирия. Работа над «Деяниями святых» была продолжена при участии Поля Петерса (фр. Paul Peeters; 1870—1950). В 1925 году Делеэ, Петерс вместе с коллегами подготовили четвертый том Календаря святых за ноябрь месяц.

Статьи и монографии Делеэ печатались во многих академических журналах в Бельгии и за рубежом. Значительная часть его работ была опубликована в журнале болландистов «Analecta Bollandiana». Будучи признанным во всем мире научным авторитетом и специалистом по агиографии Делеэ являлся членом многих научных обществ и академий: в 1920 году он стал почетным доктором Оксфордского университета, в 1926-м — университета Лёвена. Членкор Американской академии медиевистики (1926).

Основные труды

• Bibliotheca hagiographica graeca. Bruxelles, 1895
• Les légendes hagiographiques. Bruxelles, 1905, 1906, 1927, 1955
• Les versions grecques des Actes des martyrs persans sous Sapor II. Bruxelles, 1905
• Les légendes grecques des saints militaires. Bruxelles, 1909
• Les origines du culte des martyrs. Bruxelles, 1912
• À travers trois siècles: l'œuvre des Bollandistes (1615-1915). Bruxelles, 1920
• Les passions des martyrs et les genres littéraires. Bruxelles, 1921
• Les saints Stylites. Bruxelles, 1923
• Sanctus: Essai sur le culte des saints dans l’antiquité. Bruxelles, 1927
• Cinq leçons sur la méthode hagiographique. Bruxelles, 1934

Литература

• [documents.irevues.inist.fr/bitstream/handle/2042/2840/12%20TEXTE.pdf Coens M. Le R.P. Hippolyte Delehaye, S. J. (1859-1941)].
• Heffernant J. Hippolyte Delehaye. (1859-1941) // Medieval Scholarship: Biographical Studies on the Formation of a Discipline: Literature and Philology. Vol. 2. Ed. by Helen Damico et al. N.Y., L.: Taylor & Francis, 1998. P. 215-226.
• Joassart B. Hippolyte Delehaye. Hagiographie critique et modernisme. Bruxelles, 2000.
• Peeters P. Figures bollandiennes contemporaines. Bruxelles, 1948.
• [www.persee.fr/doc/crai_0065-0536_1943_num_87_3_77668 Ryckmans G. Notice sur la vie et les travaux de M. Hippolyte Delehaye, associé étranger de l'Académie] // Comptes rendus des séances de l'Académie des Inscriptions et Belles-Lettres Année, Vol. 87, 1943, N. 3, P. 418-437.
• Strycker E. de. L'œuvre d'un bollandiste, le Père Hippolyte Delehaye S.J. // L'année théologique, n° 3, 1942, P. 265-274.

Ссылки

• [openlibrary.org/authors/OL296586A/Hippolyte_Delehaye Список трудов и онлайн изданий Делеэ]
• [legacy.fordham.edu/halsall/basis/delehaye-legends.asp Hippolyte Delehaye. The Legends of the Saints: An Introduction to Hagiography (1907)]
• [www.bollandistes.org/thebollandists-hist9.php?pg=hist09 Hippolyte Delehaye] // Société des Bollandistes

Отрывок, характеризующий Делеэ, Ипполит

– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.