Фаттори, Джованни

Джованни Фаттори
итал. Giovanni Fattori
Автопортрет, 1854
Дата рождения:	6 сентября 1825(1825-09-06)
Место рождения:	Ливорно
Дата смерти:	30 августа 1908(1908-08-30) (82 года)
Место смерти:	Флоренция
Гражданство:	Италия Италия
Стиль:	маккьяйоли
Работы на Викискладе

Джованни Фаттори (итал. Giovanni Fattori, 6 сентября 1825, Ливорно — 30 августа 1908, Флоренция) — итальянский художник, член группы Маккьяйоли. Один из крупнейших представителей итальянской живописи XIX века. Изначально стал знаменит как художник-баталист, затем под влиянием Барбизонской школы стал работать в пленэрной живописи, в основном в пейзажном жанре. После 1884 года много увлекался графикой.

Биография и творчество

Джованни Фаттори родился в небогатой семье в Ливорно. Первоначально предполагалось, что он получит образование в торговле, но так как юноша проявил талант в живописи, в 1845 году он поступил в ученики к Джузеппе Бальдини, художнику, получившему образование в Риме, но работавшему в Ливорно. В 1846 году он переехал во Флоренцию, где брал частные уроки у Джузеппе Беццуоли, затем записался в Академию Художеств. О жизни Фаттори в 1840-е годы сохранилось мало документов. Известно, что в 1848 году он прервал обучение в Академии, сочувствовал национально-освободительному движению и хотел записаться в армию, но семья удержала его от этого шага. В 1850 году он возобновил обучение в Академии, делая большое количество зарисовок с натуры в небольших альбомах, которые всегда носил с собой. Известно также, что в начале 1850-х годов он был завсегдатаем Caffè Michelangelo во Флоренции, широко посещаемого художниками. К этому же времени относятся его первые художественные произведения.

Ранний период (до 1860)

Очень небольшое число известных нам произведений Фаттори относятся к началу 1850-х годов. Под влиянием Беццуоли он писал портреты и исторические картины — в основном из истории Средних Веков и Возрождения. В 1855 году он выставил картину «Ильдегонда», написанную под влиянием рассказа Томмазо Гросси, на Promotrice fiorentina. Примерно в это же время начал вместе с туринским художником Адреа Гастальди экспериментировать в жанре реализма. Одновременно он продолжал заниматься исторической живописью.

В XIX веке Италия в художественном отношении представляла собой глубокую провинцию. В том же 1855 году ряд итальянских художников посетили Париж, где ознакомились с работами художников Барбизонской школы. Вернувшись, они распространили в Италии ранее там неизвестную идею пленэрной живописи. В 1859 году Фаттори познакомился с римским художником Джованни Коста, под влиянием которого также занялся пленэрной живописью. Во Флоренции из числа художников, посещавших кафе «Микеланджело», сформировалась группа Маккьяйоли, работавшая на пленэре и исповедовшая принципы, близкие к импрессионизму, и иногда рассматривающаяся как предществующая импрессионизму. Фаттори вошёл в эту группу, что существенным образом изменило его стиль, хотя он никогда не шёл так далеко в растворении контуров в свете, как импрессионисты.

В 1859 году Фаттори выиграл конкурс на лучшую патриотическую батальную сцену в рамках правительственного Concorso Ricasoli с картиной «После битвы при Мадженте». Вырученные средства позволили ему жениться в июле 1859 года на Сеттимии Вануччи и поселиться во Флоренции.

Средний период (1861—1883)

Творчество Фаттори этого периода представляет собой синтез пленэрной живописи, когда фиксируется живой естественный свет, и традиционной живописи, когда большая картина готовится в студии по эскизам.

С 1861 по 1867 год художник в основном жил в Ливорно, так как его жена была больна туберкулёзом, и климат в Ливорно был более подходящим для неё. Он писал в основном сельские пейзажи, сцены из сельской жизни и портреты. В 1864 году Фаттори выставил четыре картины на выставке Promotrice fiorentina. В конце 1866 года он переехал в новое, большего размера, ателье во Флоренции, где работал над большими картинами на исторические, в основном батальные темы. В марте 1867 года умерла его жена.

Лето 1867 года Фаттори провёл в Кастильончелло, вместе с художником Джузеппе Аббати работая над сельскими пейзажами. Эти пейзажи отличает простота геометрических форм и особое внимание, уделённое свету. В 1870 году на выставке в Парме он получил приз за батальное полотно «Князь Амадео Феритио в Кустозе». Джованни Фаттори также получил бронзовые медали на Всемирных выставках в Вене (1873) и Филадельфии (1876).

В 1875 году он впервые посетил Париж, где одна из его работ, «Отдых», была выставлена в Салоне. Ему удалось познакомиться с некоторыми французскими художниками, в том чисе Камилем Писсарро, однако он воспринял импрессионизм без особенного энтузиазма, явно отдавая предпочтение барбизонской школе и выражая своё восхищение такими мастерами, как Камиль Коро и Эдуар Мане.

В конце 1860-х годов он начал давать частные уроки. Кроме того, с 1869 года он два дня в неделю преподавал во флорентийской Академии художеств, где одним из его студентов позже был Амедео Модильяни. Однако его батальные полотна покупали всё хуже, и Фаттори начал испытывать финансовые трудности. Он не смог платить налоги, и его недвижимость во Флоренции была конфискована за долги. В 1878 году он послал две картины на Всемирную выставку в Париже, но у него не было достаточно средств, чтобы поехать туда самому. Его депрессивное состояние конца 1870-х годов выразилось в сдвиге его творчества в сторону реализма. В 1880-е годы он писал в основном картины на сельскую тематику, в частности, домашних животных. Несколько его изображений стада коров экспонировались на выставке в Венеции 1887 года.

Поздний период (после 1884)

После 1875 года Фаттори много работал в графике, и в особенности, после 1884 года, в технике офорта. Его офорты сразу были отмечены критикой, выставлялись в 1886 году на выставке Promotrice во Флоренции и в 1888 году на Национальной выставке в Болонье. В том же году его офорты купила Национальная галерея современного искусства в Риме. Отмечалось, что офорты Фаттори выделяются инновационной техникой и композицией.

В 1884 году он выпустил альбом с 20 литографиями, «20 Ricordi del vero». В 1888 году он был повышен в должности и стал профессором рисования в Академии художеств. В 1890-е и 1900-е годы он участвовал в ряде международных выставок, в частности, получил золотую медаль на Всемирной выставке в париже в 1900 году. Его живопись этого периода в основном представлена большими холстами, выполненными в мастерской по пленэрным эскизам (которые Фаттори обычно писал на дереве) и выделяющимися ощущением пространства. В это же время он выступал как иллюстратор книг, в частности, выполнил иллюстрации к роману Алессандро Мандзони «Обручённые».

В 1891 году он женился во второй раз, на Марианне Бигоцци Мартинелли. Несмотря на значительные доходы от продажи своих работ, Фаттори жил в бедности и вынужден был давать частные уроки. После смерти второй жены в 1903 году он в 1906 году женился в третий раз, на Фанни Маринелли.

Под конец жизни Фаттори разочаровался в политическом развитии Италии, и следы глубокого разочарования видны в его творчестве. Он до конца своих дней преподавал в Академии, но не воспринял новых художественных течений, в частности, выступил с резкой критикой пуантилизма.

Джованни Фаттори умер 30 августа 1908 года во Флоренции и похоронен около церкви Санутарио делла Мадонна ди Монтенеро в деревне Монтенеро.

Память

Работы Джованни Фаттори выставлены в наиболее престижных музеях современного искусства в Италии, таких как Национальная галерея современного искусства в Риме, Пинакотека Брера в Милане и Палаццо Питти во Флоренции.

В Ливорно открыт музей Джованни Фаттори.

Источники

• [www.archimagazine.com/bfattori.htm Archimagazine: Biografie Giovanni Fattori]  (итал.)
• [www.giovannifattori.com/ru Портал для macchiaioli]  (рус.)
• Broude, Norma (1987). The Macchiaioli: Italian Painters of the Nineteenth Century. New Haven and London: Yale University Press. ISBN 0-300-03547-0  (англ.)
• Steingräber, E., & Matteucci, G. (1984). The Macchiaioli: Tuscan Painters of the Sunlight : March 14-April 20, 1984. New York: Stair Sainty Matthiesen in association with Matthiesen, London.  (англ.)
• Giovanni Fattori, Andrea Baboni — Giovanni Fattori: il sentimento della figura; Catalogue of an exhibition held at Villa La Versiliana, Marina di Pietrasanta, July 5-Aug. 31, 2003.  (англ.)
• Giovanni Fattori / James Putnam, Lara Vinca Masini, Maria Cristina Bonagura (Text) — Giovanni Fattori Acqueforti. Un Segno Dei Tempi — Imprintings; Firenze: Art’Eventi Editore, 2002.  (итал.)
• Benezit E. — Dictionnaire des Peintres, Sculpteurs, Dessinateurs et Graveurs — Librairie Gründ, Paris, 1976; ISBN 2-7000-0156-7  (фр.)
• Turner, J. — Grove Dictionary of Art — Oxford University Press, USA; new edition (January 2, 1996); ISBN 0-19-517068-7  (англ.)

Отрывок, характеризующий Фаттори, Джованни

«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.