Джон Гарфилд
| Джон Гарфилд | |
| John Garfield | |
 Студийная фотография 1930-х годов | |
| Имя при рождении: |
Яков Юлий Гарфинкль |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1938—1951 |
Джон Гарфилд (англ. John Garfield; наст. имя и фам Яков Юлий Гарфинкль, англ. Jacob Julius Garfinkle; 14 марта 1913 — 21 мая 1952) — американский актёр.
Биография
Будущий актёр родился в Нью-Йорке в семье еврейских иммигрантов из России, Давида и Ханны Гарфинкль. После смерти матери он был направлен в школу для трудных детей в Бронксе, где впервые проявил свои способности к актёрскому мастерству.[1] В начале 1930-х ему удалось получить стипендию в актёрскую школу Марии Успенской, благодаря чему в 1932 году он уже дебютировал на Бродвее. Вскоре Гарфилд стал довольно известен в театральных кругах Нью-Йорка, а знаменитый сценарист Клиффорд Одетс специально для него даже написал пьесу «Золотой мальчик». Но по стечению обстоятельств, Гарфилд так и не был задействован в ней в главной роли в основном составе, а довольствовался лишь ролью на подмене.[2]
В 1937 году Джон Гарфилд решил оставить Бродвей и попытать счастье в Голливуде. Спустя всего год работы там, актёр получил признание критики и номинацию на премию Американской киноакадемии за лучшую мужскую роль второго плана в фильме «Четыре дочери» с сёстрами Лейн в главных ролях.
Со вступлением США во Вторую мировую войну Гафрилд добровольцем записался в ряды американской армии, но получил отказ из-за болезни сердца.[2] Несмотря на это, он всё равно решил приложить все свои усилия для поддержки американских солдат, и вместе с актрисой Бетт Дэвис стал движущей силой в работе клуба Голливудская столовая, предлагавшего питание и развлечения для американских солдат. Позже, актёр отправился в Югославию, где принимал участие в организации развлекательных программ для военнослужащих.
В послевоенные годы у Гарфилда было сразу несколько крупных ролей в знаменитых голливудских фильмах, среди которых Фрэнк Чэмберс в нуаре «Почтальон всегда звонит дважды» (1946), Пол Борей в романтическом фильме «Юмореска» (1946) и Дейв Голдман в драме «Джентльменское соглашение» (1947).
В 1948 году актёр во второй раз получил номинацию на «Оскар» за роль Чарли Дэвиса в фильме «Тело и душа». В том же году он вернулся на Бродвей, где сыграл в пьесе «Скиппер рядом с Богом». После того, как его контакт со студией подошёл к концу, Гарфилд решил его не продлевать, а организовал собственную независимую продюсерскую компанию, став одним из пионеров в данном направлении.
Гарфилд, будучи сторонником либеральных политических взглядов, поддерживал Комитет по защите Первой поправки к Конституции, который выступал против вмешательства правительственных сил в политические убеждения граждан. Его супруга, Роберта Сейдман, состояла в Коммунистической партии США,[3] из-за чего и сам актёр подозревался в симпатиях к коммунистам. Во время его визита в Комитет по расследованию антиамериканской деятельности, который расследовал предполагаемые коммунистические инфильтрации в США, Джон Гарфилд отказался назвать известных ему членов компартии или их последователей, из-за чего навлёк на себя гнев комитета и попал в чёрный список Голливуда.[4] Отсутствие интересных предложений на съёмки вынудили актёра вернутся на Бродвей, где в 1952 году он всё-таки сыграл главную роль в написанной для него пьесе «Золотой мальчик».
Длительные проблемы с сердцем, которые преследовали актёра ещё с детства, усугублённые стрессом из-за нахождения в чёрном списке Голливуда,[5] привели к скоропостижной смерти Джона Гарфилда в мае 1952 года в возрасте 39 лет. Его вклад в развитие американской киноиндустрии был отмечен звездой на Голливудской аллее славы.
Избранная фильмография
| Год | Русское название | Оригинальное название | Роль | |
|---|---|---|---|---|
| 1938 | ф | Четыре дочери | Four Daughters | Микки Борден |
| 1939 | ф | Хуарес | Juarez | Порфирио Диас |
| 1941 | ф | Морской волк | The Sea Wolf | Джордж Лич |
| 1943 | ф | Военно-воздушные силы | Air Force | Джо Виноцки |
| 1943 | ф | Никто не вечен | Nobody Lives Forever | Ник Блейк |
| 1946 | ф | Почтальон всегда звонит дважды | The Postman Always Rings Twice | Фрэнк Чемберс |
| 1947 | ф | Тело и душа | Body and Soul | Чарли Дэвис |
| 1947 | ф | Джентльменское соглашение | Gentleman's Agreement | Дэйв Голдмен |
| 1948 | ф | Сила зла | Force of Evil | Джо Морс |
| 1949 | ф | Мы были чужими | We Were Strangers | Джон Феннер |
| 1950 | ф | Переломный момент | The Breaking Point | Гарри Морган |
| 1951 | ф | Он бежал всю дорогу | He Ran All the Way | Ник Роби |
Напишите отзыв о статье "Джон Гарфилд"
Примечания
- ↑ Jim Beaver. John Garfield: His Life and Films Cranbury NJ, A.S. Barnes & Co., 1978 ISBN 0-49801-890-3
- ↑ 1 2 Nott, Robert He Ran All the Way: The Life of John Garfield, New York, Limelight Editions, 2003 ISBN 0-87910-985-8
- ↑ [themave.com/Garfield/artc/nytimes.htm John Garfield]
- ↑ Jim Beaver. John Garfield: His Life and Films Cranbury NJ, A.S. Barnes & Co., 1978 ISBN 0-49801-890-3
- ↑ W. Pechter, «Abraham Polonsky and 'Force of Evil'», Film Quarterly, vol. 15, nr. 3 — Spring 1962, p. 53 : Pechter interviewing Polonsky: «It has been suggested that John Garfield’s political difficulties and debarment from Hollywood work was a considerable influence in accelerating his early death. Do you have any opinion on this? Yes. He defended his streetboy’s honor and they killed him for it.»
Литература
- Jim Beaver. John Garfield: His Life and Films Cranbury NJ, A.S. Barnes & Co., 1978 ISBN 0-49801-890-3
- Nott, Robert. He Ran All the Way: The Life of John Garfield. New York, Limelight Editions, 2003 ISBN 0-87910-985-8
- Morris, George. John Garfield. New York, Jove Publications, 1977 ISBN 0-15-646250-8
Ссылки
- [ibdb.com/person.php?id=41788 Джон Гарфилд] (англ.) на сайте Internet Broadway Database
Отрывок, характеризующий Джон Гарфилд
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
