Дион Хрисостом

Дион Хрисостом

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Дио́н Хрисосто́м (Хризостом) или «Златоуст» (греч. Δίων Χρυσόστομος; ок. 40, Пруса, Римская империя (ныне — Бурса, Турция) — ок. 120) — древнеримский (греческого происхождения) оратор, писатель, философ и историк.

Биографические сведения

Дион — уроженец городка Прусы, находившемся у берегов Пропонтиды, в римской провинции Вифинии. Он происходил из знатной и богатой вифинской семьи, получил хорошее риторическое и философское образование.

Жил в Риме (при императорах дома Флавиев), но был по политическим мотивам изгнан Домицианом, который запретил ему жить в Риме и Вифинии. Во время своего четырнадцатилетнего изгнания Дион вёл типичный образ жизни бродячего киника — зарабатывая подённой работой и проповедуя среди таких же бедняков. В своих скитаниях Дион добрался до Скифии. Важнейшим источником по античной истории земель уличей и тиверцев является «[myriobiblion.byzantion.ru/dion/Dion-XXXVI.htm Борисфенитская речь]» Диона (82 г.).

Вернулся Дион в Рим в правление Нервы. В дальнейшем пользовался расположением императоров Нервы и Траяна как теоретик единовластия.

Дион был весьма популярен в течение нескольких веков. Так, неоплатоник V в. Синезий Киренский сочинил для будущего сына трактат «Дион Хрисостом, или О жизни по его образцу», в котором восхваляет Диона как истинного философа, оратора и наставника в достижении высшей истины. Высоко о Дионе отзывался и Филострат.

Литературная деятельность

Излюбленным жанром Диона была диатриба — кинический философский монолог с элементами диалога с воображаемым оппонентом. Речи Диона обычно направлены на восхваление природы и добродетели, понимаемые им в стоическо-киническом духе. Они наполнены биографическими моментами и понятными для среднего слушателя общефилософскими рассуждениями. Всего сохранилось около 80-ти речей, считающихся образцами периода «второй софистики» (эллинское возрождение I—II вв. н. э.). Их основные темы — этические проблемы, социальные и политические вопросы, философские рассуждения.

Особенно строго в жанре диатрибы выдержаны речи Диона времён изгнания. В дальнейшем, после возвращения в Вифинию и, особенно, в Рим резкость смягчается, речи становятся более длинными и изящными. Логика доводов вытесняется эмоциональностью. Однако в речах сохраняются такие признаки диатрибы как свобода композиции и свобода выбора тем.

Речи Диона являются важным источником по истории Римской империи I—II века. В так называемой «Борисфенитской речи» содержатся сведения об истории Северного Причерноморья.

Мировоззрение

Дион, считающийся выдающимся представителем второй софистической школы, по своим философским воззрениям близок как к стоикам, так и к киникам. Поэтому Дион классифицируется то как «кинизирующий стоик» (А. Ф. Лосев), то как «стоицизирующий киник» (И. М. Нахов).

В речах Диона представление об истинной красоте связано с моральным совершенством. Интересно, что, как и у Платона, красота воплощается в юношеском облике. Сторонник единовластия, Дион выступает против тирании, которая, по его мнению, губит красоту и добродетель. Рассуждения о прекрасном поэте и философе неразрывны с выпадами против древних и новых тиранов. Диону важен идеал свободного гражданина, слова которого не расходятся с мыслями, который просвещает граждан, не ожидая вознаграждения.

Аргументированно выступая против рабства, Дион определяет свободу как познание того, что допустимо, а рабство, соответственно, как незнание этого.

Литература

Тексты и переводы

В серии «Loeb classical library» сочинения Диона изданы в 5 томах (№ 257, 339, 358, 376, 385):

• [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Roman/Texts/Dio_Chrysostom/home.html Полный английский перевод сочинений Диона (из этого издания)]
• [www.archive.org/details/diochrysostomwit03diocuoft Vol. III]. Discourses XXXI—XXXVI
• [www.archive.org/details/diochrysostomwit04diocuoft Vol. IV]. Discourses XXXVII-LX
• [www.archive.org/details/diochrysostomwit05diocuoft Vol. V]. Discourses LXI-LXXX. Fragments. Letters. Testimonia.

Русские переводы:

• VI. Диоген, или О тирании. / Пер. И. М. Нахова. // Антология кинизма. М., 1984. М., 1996. С. 270—279.
• VII. Эвбейская речь или Охотник. / Пер. М. Е. Грабарь-Пассек. // Поздняя греческая проза. / Сост. С. Поляковой. М.: ГИХЛ. 1961. С. 63-86.
• VIII. Диоген или О доблести. / Пер. М. Е. Грабарь-Пассек. // Поздняя греческая проза. / Сост. С. Поляковой. М.: ГИХЛ. 1961. С. 86-92; Антология кинизма. М., 1984. М., 1996. С. 279—285.
• IX. О состязаниях (Истмийская речь). / Пер. М. Е. Грабарь-Пассек. // Памятники позднего античного ораторского и эпистолярного искусства. / Отв. ред. М. Е. Грабарь-Пассек. М.: Наука. 1964. С. 15-18; Антология кинизма. М., 1984. М., 1996. С. 285—289.
• X. Диоген, или О слугах. / Частичный пер. М. Е. Грабарь-Пассек. // Памятники позднего античного ораторского и эпистолярного искусства. / Отв. ред. М. Е. Грабарь-Пассек. М.: Наука. 1964. С. 18-22.
• X. Диоген, или О слугах. / Пер. М. Е. Грабарь-Пассек и И. М. Нахова. // Антология кинизма. М., 1984. М., 1996. С. 289—296.
• [XI]. Троянская речь в защиту того, что Илион взят не был. / Пер. Н. Брагинской. // Ораторы Греции. М.: Худож. лит., 1985. С. 304—336.
• XII. Олимпийская речь. / Пер. М. Е. Грабарь-Пассек. // Памятники позднего античного ораторского и эпистолярного искусства. / Отв. ред. М. Е. Грабарь-Пассек. М.: Наука. 1964. С. 22-32.
• [XII.] Олимпийская речь, или Об изначальном сознавании божества. / Пер. Н. Брагинской и М. Грабарь-Пассек. // Ораторы Греции. М.: Худож. лит. 1985. С. 283—303.
• XVIII. Об упражнении в искусстве речи. / Пер. М. Е. Грабарь-Пассек. // Памятники позднего античного ораторского и эпистолярного искусства. / Отв. ред. М. Е. Грабарь-Пассек. М.: Наука. 1964. С. 10-15.
• XXI. О красоте. / Пер. О. Смыки. // Античность в контексте современности. М., Изд-во МГУ, 1990. С. 174—179.
• Муравьев-Апостол И. М. Ольвия. Отрывок из путешествия в Тавриду в 1820 году; с приобщением перевода отрывка из Вористенской речи [XXXVI] Диона Хрисостома. СПб., 1821. 48 стр.
• XXXVI. Борисфенитская речь, произнесенная Дионом на его родине. / Пер. М. Е. Грабарь-Пассек. // Поздняя греческая проза. / Сост. С. Поляковой. М.: ГИХЛ. 1961. С. 92-100.
• LI. К Диодору. / Пер. О. Смыки. // Античность в контексте современности. М., Изд-во МГУ, 1990. С. 179—182.
• LIII. О Гомере. / Пер. О. Смыки. // Античность в контексте современности. М., Изд-во МГУ, 1990. С. 182—185.
• LV. О Гомере и Сократе. / Пер. О. Смыки. // Античность в контексте современности. М., Изд-во МГУ, 1990. С. 185—191.
• Отрывки о Скифии и Кавказе. // Вестник древней истории. 1948. № 1. С. 228—234.
• Отрывки об Индии. // Древний Восток в античной и раннехристианской традиции (Индия, Китай, Юго-Восточная Азия). / Пер. и примеч. Г. А. Тароняна. М.: Ладомир. 2007. С. 153—155.

Исследования

• Arnim Н. von / Leben und Werke des Dio von Prusa / Bd 1-2, В., 1896-98.
• Сонни А. И. К характеристике Диона Хрисостома / «Филологическое обозрение», 1898, т. 14, кн. 1.
• Вальденберг В. В. Политические идеи Диона Хрисостома. // Известия АН СССР. 1926. № 10-17. 1927. № 3-4.
• Нахов И. М. Кинизм Диона Хризостома. // Вопросы классической филологии. VI. М., 1976. С. 46-104.
• Лосев А. Ф. Эллинистически-римская эстетика I—II вв. н. э. М.: Издательство МГУ. 1979. С. 179—190.

Ссылки

• [www.archive.org/details/dionischrysosto00diogoog Оригинальные тексты (издание 1844 года)]
• [myriobiblion.byzantion.ru/dion/dion-ind.htm Речи Диона, для которых существуют русские переводы]
• [www.philosophy.ru/library/losef/iae9/txt14.htm А. Ф. Лосев Дион Хризостом]
• [filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000712/st000.shtml И. М. Нахов Очерк истории кинической философии]

Отрывок, характеризующий Дион Хрисостом

Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.