Новосильцева, Екатерина Владимировна

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Новосильцева и Орлова

Екатерина Новосильцева
Имя при рождении:	Екатерина Владимировна Орлова
Дата рождения:	7 ноября 1770(1770-11-07)
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	31 октября 1849(1849-10-31) (78 лет)
Отец:	Владимир Орлов

Екатерина Владимировна Новосильцева (урождённая графиня Орлова; 7 ноября 1770 — 31 октября 1849) — старшая дочь графа Владимира Григорьевича Орлова (младшего из пяти знаменитых братьев) и его жены Елизаветы Петровны Штакельберг. Наследница орловского состояния, создательница Новосильцевской богадельни с Владимирской церковью, которые дали имя Новосильцевской улице и одноимённому переулку в Санкт-Петербурге.

В 1792 году была помолвлена с бригадиром Дмитрием Александровичем Новосильцевым (1758—1835), но в самый последний момент свадьба была отменена. Говорили, что жениха прельщало только богатство и знатность, и дело расстроилось из-за его неосторожности, стоя у зеркала невесты, он ей сказал «куды графиня, как ты дурна». В городе шептались, будто жених приревновал невесту к князю Я. И. Лобанову, к которому она часто ездила в гости. Несмотря на все, Новосильцев продолжал бывать в доме графа Орлова, и со временем дело сладилось.

В 1799 году графиня Орлова вышла замуж за Новосильцева, но семейная жизнь её была несчастливой. По отзывам её брата, графа Г. В. Орлова, их новый родственник возбудил всех против себя своей вспыльчивостью и заносчивостью, с ним «невозможно ужиться никакому существу, хотя бы с ангельским характером». Прожив всего год с мужем, имевшим постороннюю привязанность, Екатерина Владимировна разъехалась с ним.

Отношения с сыном

Екатерина Владимировна всецело отдалась воспитанию единственного сына, Владимира, мало показываясь в свете, а у себя принимая только нескольких католических патеров и друга, графа Де Местра. Сын подавал большие надежды: хорошо учился, «блистал в обществе, играл хорошо на гобое, изящно танцевал и ловко бился на рапирах; будучи очень высокого роста, как все внуки Орловых, он превосходил их всех красотой».

Несмотря на то, что родители почти не были вместе, Владимир одинаково с сыновней почтительностью относился и к отцу, и к матери, которая его обожала. Екатерина Владимировна в своей материнской гордости и «орловской» спеси мечтала о блестящей невесте для своего сына. К её негодованию Владимир решил жениться на бедной и незнатной девице Черновой. Все свои усилия Екатерина Новосильцева приложила на препятствование этому браку. Она всячески затягивала дело, притворно хорошо относясь к семейству Черновых, в то же время говоря другим: «Могу ли я согласиться, чтобы мой сын, Новосильцев, женился на какой-нибудь Черновой, да ещё вдобавок и Пахомовне. Никогда этому не бывать!» Своим упорным сопротивлением ей удалось достигнуть того, что Владимир взял назад своё обещание жениться. Но не в её власти оказалось предотвратить последовавшую катастрофу.

Оскорблённый брат невесты вызвал Владимира на поединок. Новосильцева оповестила об этом главнокомандующего в Москве, графа Остен-Сакена, приказавшего отцу Чернова, бывшему у него подчинённым, прекратить дело. Но было поздно, трагическая дуэль на смертельных условиях уже состоялась, оба дуэлянта были смертельно ранены. Приехав в Петербург Екатерина Владимировна ещё застала своего сына живым, но все усилия врачей, во главе с известным доктором Арендтом, которому было обещано 1000 рублей за выздоровление сына, оказались тщетными. 14 сентября 1825 года Владимир Новосильцев скончался.

Тело его было набальзамировано и отправлено в Москву, туда же вернулась и Екатерина Владимировна, увозя с собой в закупоренном серебряном сосуде сердце сына.

Жизнь в трауре

Похоронив сына в Новоспасском монастыре, и построив церковь на месте ранения сына, она предавалась молитвам и благотворительности, не снимая более никогда траура. Кроме церкви и бедных она никого не посещала, сначала поселясь около Новоспасского монастыря, затем запершись в своем доме на Страстном бульваре. Митрополиту Филарету, которого она очень уважала, она говорила: «Я убийца моего сына, помолитесь, владыко, чтобы я скорей умерла».

Позднее Екатерина Новосильцева переехала в имение отца, где и ухаживала за ним до конца его дней. В 1835 году, спустя десять лет после смерти сына, она овдовела. Её благотворительность распространялась даже на внебрачных детей мужа. До конца жизни она оставалась покровительницей сирот и бедных, принимала деятельное участие в трудах дамского благотворительного комитета, объеэжала бедных, и устраивала для них бесплатные квартиры.

Последняя из рода Орловых, Екатерина Владимировна, скончалась 31 октября 1849 года. Все её огромное состояние перешло к сыну сестры Владимиру Петровичу Давыдову, вместе с фамилией и графским титулом Орловых.

Источники

• Русские портреты XVIII—XIX столетий. Изд. Вел. Кн. Николая Михайловича. СПб. 1906. Т. II вып III. № 83

Литература

• Новосильцева, Екатерина Владимировна // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Новосильцева, Екатерина Владимировна

– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.