Живкович, Илья Петрович (1763)

Илья Петрович Живкович
Дата рождения	1763(1763)
Дата смерти	1859(1859)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Годы службы	1778—1816
Звание	генерал-майор
Командовал	17-й егерский полк
Сражения/войны	Русско-турецкая война (1787—1791) Война четвёртой коалиции Русско-персидская война (1804—1813)
Награды и премии

Илья́ Петро́вич Жи́вкович (1763—1859) — отставной генерал-майор русской армии сербского происхождения. Участник Русско-турецкой (1787—1791), Наполеоновских и Русско-персидской (1804—1813) войн. Георгиевский кавалер.

Биография

В русскую службу вступил в 1778 году ротным квартирмейстером в Ольвиопольский гусарский полк. В октябре 1790 года был переведён сержантом в 3-й батальон Бугского егерского корпуса, в составе которого 11 (22) декабря того же года «оказал особое отличие» при штурм Измаила в Русско-турецкую войну 1787—1791 годов, во время которого также был ранен в левую ногу. За храбрость, проявленную в том штурме, Живкович был произведён в офицерский чин прапорщика. В дальнейшем был переведён в 3-й а затем в 20-й егерский полк, в составе которых неоднократно отличался в боях и сражениях.

Уже в чине подполковника 20-го егерского полка во время Войны четвёртой коалиции, Живкович особо отличился 11 (22) декабря 1806 года во время переправы французских войск через реку Нарев, где со своим батальоном и 2 конными орудиями в течении 14 часов сдерживал натиск неприятеля. За то сражение Живкович был награждён орденом Св. Георгия 4 класса.

В воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных в сражении 11 декабря 1806 при м. Чарнове против французских войск, где расторопно и неустрашимо удерживал неоднократно сильное нападение неприятеля и соблюдал наилучший порядок в подчинённых.

Позже под селением Насельском, Живкович оказавшись отрезанным от главного отряда, с двумя батальонами штыками пробился сквозь четыре французские колонны, нанеся значительный урон последним. 14 (26) декабря в битве при Пултуске с особым успехом действовал на правом фланге русских сил. В кровопролитном сражении при Прейсиш-Эйлау с 25 января (6 февраля) по 27 января (8 февраля) 1807 года неоднократно опрокидывал штыковой атакой противника, за что был награждён орденом Св. Владимира 4-й степени. 14 (26) февраля под Петерсвальдау Живкович получил пулевое ранение (контузию) в правое плечо. 21 февраля (5 марта) близ деревни Лаунау получил пулевое ранение в левую ногу. 28 мая (9 июня) под Гутштадтом Живкович с 400 застрельщиками прикрывал переправу армии, по окончании которой после усиления натиска противника сжёг понтонные мосты, задержав тем самым движение неприятеля. За это был награждён золотой шпагой «За храбрость». На следующий день принимал участие в сражении у деревни Лаунау, при занятии которой был ранен артиллерийской картечью в правый бок. За то сражение прусский король Фридрих Вильгельм III пожаловал Живковичу высшую прусскую военную награду ― орден «За заслуги».

8 (20) июня 1811 года во время Русско-персидской войны 1804—1813 годов Живкович в чине полковника был переведён в 17-й егерский полк с назначением на должность шефа того полка. Генерал-лейтенант П. С. Котляревский после тяжелейших ранений, полученных им 1 (13) января 1813 года при штурме Ленкорани, передал должность военного начальника Карабаха Живковичу, ― «За болезнью своею выезжая из Карабаха, войска в оном находящиеся и пост поручил полк. Живковичу». 22 июня (4 июля) 1815 года в связи с упразднением в 17-м егерском полку должности шефа полка назначен его командиром (12 февраля 1816 за отличие переименован в 7-й Карабинерный полк).

9 (21) ноября 1816 года Живкович «за ранами» был уволен со службы с производством в генерал-майоры.

Умер в 1859 году.

Награды

• Орден Св. Георгия 4-й степени (№ 1727, 29.01.1807)
• Орден Св. Владимира 4-й степени
• Золотая шпага «За храбрость»
• Орден «За заслуги» (Pour le Mérite, Пруссия)

Литература

• Бобровский П. О. [www.runivers.ru/lib/book4723/ История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет (1642—1892): в 5 частях]. — СПб.: Тип. В. С. Балашева, 1893. — Т. 3.

• Степанов В. С., Григорович И. И. В память столетнего юбилея Императорского военного ордена святого великомученика и победоносца Георгия (1769—1869. — СПб.: Тип. В. Д. Скарятина, 1869. — С. 60.

Отрывок, характеризующий Живкович, Илья Петрович (1763)

Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.