Жорди де сан Жорди
| Жорди де сан Жорди | |
| Jordi de Sant Jordi | |
| Дата рождения: |
конец XIV века |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Подданство: |
Королевство Валенсия |
| Род деятельности: | |
| Направление: | |
| Язык произведений: | |
Жо́рди де сан Жо́рди (кат. Jordi de Sant Jordi, [ˈʒɔɾði ðe ˈsan ˈʒɔɾði], поздн. 1390-е - после июня 1424) — каталонский куртуазный поэт, литератор, рыцарь. Родился в Королевстве Валенсия. Дата рождения неизвестна. Дата смерти — после 12 июня 1424 (на основании последнего завещания). Представитель Валенсийского золотого века[ca].
Биография
Сын освобожденного мавританского раба. Автор «наиболее значимой каталанской лирики после Аузиуса Марка» [1] (вместе с которым они принимал участие в морском походе против Сардинии и Корсики). Был придворным и пользовался покровительством Альфонса Великодушного. Участвовал в военных действиях в Кальви и в осаде Бонифачо, и, вместе с монархом вошел в Неаполь, где был взят в плен 30 мая 1423 года при взятии города Франческо Сфорца.
В плену было написано стихотворение «Пленник» (кат. Presoner), в котором Жорди описывает свои страхи, тоску по придворной жизни и надежды на скорейшее освобождение королём.
Творчество
Куртуазный поэт был связан с группой молодых поэтов, воспевавших королеву Маргариту, вдову арагонского короля Мартина I, которой, возможно, посвятил свои самые торжественные кансоны, например Крахмал [уточнить] (кат. Midons) и, возможно, Отпечаток[2] (кат. Estramps). В это время он был связан с поэтом и дипломатом Андреу Фебре и Маркизом де Сантилья́на, прославившего поэта в своей аллегорической поэме Коронация господина Жорди (кат. Coronaçión de Mosén Jordi).
Его короткие любовные кансоны (сохранилось 18 произведений) написаны в куртуазном стиле трубадуров, которые сохранили свою значимость и силу в постфеодальной Каталонии. Очевидно влияние на поэзию Жорди трубадуров XII века: Пейре Видаля, Фолькета Марсельского и, особенно, Арнаута Даниэля.
Сохранившиеся произведения
Его наилучшая кансона, шедевр каталонской поэзии, Отпечаток, начинаются торжественными строками, с большой поэтической силой описывающих отражение прекрасной дамы на сетчатке глаза мертвого влюбленного[3].
|
Jus lo front port vostra bella semblança, de què mon cors nit r jorn fa gran festa, |
|
Его поэзия полна нежной печали, грустных прощаний, сновидений, вздохов и меланхолии. Поэт часто прибегает к риторическим приемам и поэтическим выражениям свойственным лирике Петрарки, начавшей проникать в творчество каталонских поэтов[4].
Произведение Гнев (кат. Los enuigs) продолжает традиции Монжо де Монтаудона и Сервери́ де Жирона[ca].
Элегантны кансоны Воззвание к женщинам (кат. Crida a les dones), адресованная дамам, и Меняла (кат. Lo canviador), стихотворение о ловушках и обманах, ожидающих человека, меняющего деньги.
Его Песнь о противоположностях (кат. Cançó d'opòsits) представляет собой возрождение старой средневекомой темы трубадуров и Петрарки.
Язык Жорди, основываясь на валенсийском диалекте, содержит множество провансализмов.
Кансоны Узник, также известное как Предательство друзей (кат. Desert d'amics), и Песнь о противоположностях были положены на музыку каталонским бардом Реймоном.
Напишите отзыв о статье "Жорди де сан Жорди"
Примечания
- ↑ Martí de Riquer; Предисловие к книге "Obra Lírica"; Edicions 62; Barcelona: 1982.
- ↑ Оттиск, отображение, отражение
- ↑ В средние века считалось, что на сетчатке умершенго человека остается изображение последнего, виденного им.
- ↑ [books.google.cat/books?id=_igVAAAAYAAJ&pg=PA15&dq=literatura+catalana&hl=es&sa=X&ei=ZdnJT-35Hui80QXko_jTAQ&ved=0CEYQ6AEwAjgy#v=onepage&q=lleida&f=false Lo llibre dels poetes]
| В Википедии есть портал «Поэзия» |
Отрывок, характеризующий Жорди де сан Жорди
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
