Житецкий, Павел Игнатьевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Жытецкий»)
Перейти к: навигация, поиск
Павел Игнатьевич Житецкий
Место рождения:

Кременчуг, Полтавская губерния

Место смерти:

Киев

Страна:

Российская империя Российская империя

Научная сфера:

филология, этнография

Альма-матер:

Киевский университет

Па́вел Игна́тьевич Жите́цкий (укр. Павло́ Гна́тович Жите́цький; 23 декабря 1836 [4 января 1837], Кременчуг — 5 [18] марта 1911) — русский и украинский филолог и этнограф. Член-корреспондент Петербургской Академии наук (1898), доктор русской словесности (1908), один из основателей Старой Киевской Громады, автор многочисленных исследований и учебников по поэтике, значимая личность в истории украинского национального движения.





Биография

Павел Житецкий родился 12 декабря 1836 года в городе Кременчуг Полтавской губернии, в семье священника.

Учился в Киевской духовной академии и на историко-филологическом факультете Киевского университета, который окончил в 1864 году. Он был учителем русского языка и словесности в Каменец-Подольской мужской гимназии с 1865 по 1868 год[1], и в Киевской военной гимназии. В 1870-е годы Житецкий был активным участником украинского движения, входил в киевскую Громаду, переписывался с Драгомановым.

Житецкий отстаивал точку зрения о том, что Древнерусское государство — колыбель малорусской народности, и что на её территории, не прерываясь, шло развитие малорусского наречия. По его мнению, основные черты малорусского вокализма обнаружились уже в XII-XIII веках.
<…> главные черты малорусского вокализма в XII—XIII в., по нашему мнению, вполне обнаружились. Не было ещё украинского говора, который выделился позже из волынских разноречий, но самые эти разноречия, вместе с дальнейшим видоизменением их в галицком вокализме, близком к украинскому, уже существовали. Так органически, из первобытной почвы русского праязыка, выросло малорусское наречие с древнейшим своим говором северным, от которого к концу киевской эпохи и в первые годы татарщины на юге отделились говоры галицкий и волынский.

П. И. Житецкий. Очерк звуковой истории малорусского наречия. С. 257.

Изучение языка Житецкий вёл параллельно с изучением политической и бытовой истории народа, поскольку считал, что «в жизни языка отражаются бытовые настроения народного духа, народных понятий, верований и идеалов». Язык белорусов Житецкий считал одним из великорусских говоров[2].

Похоронен П. И. Житецкий на Байковом кладбище в Киеве, на его могиле установлен массивный гранитный памятник с крестом, сохранившийся даже в советские годы.[3]

Память

Выдающемуся ученому посвящена одна из витрин Музея Одной Улицы. В музее представлены оригинальные портреты и работы ученого, а также весь круг Старой киевской громады — труды, фотографии и автографы известных украинских деятелей.

Список работ

  • Описание Пересопницкой рукописи XVI века. 1876.
  • [upload.com.ua/get/900831514/ Очерк звуковой истории малорусского наречия. Киев, 1876.]
  • [upload.com.ua/get/900831515/ Очерк литературной истории малорусского наречия в XVII и XVIII веках. (вып. I, Киев, 1889.)]
  • Литературная деятельность Иоанна Вишенского. Киев,1890.
  • Мысли о народных думах. Киев, 1893.
  • [rapidshare.com/files/137129527/Zhiteckij_I_A_Ocherki_byta_astrakhanskih_kalmykov_Etnogr_nabl_1884_1886.pdf Очерки быта астраханских калмыков. Москва, 1893.]
  • «Энеида» Котляревского и древнейший список её в связи с обзором малорусской литературы XVIII века. 1890.
  • Мысли о народных малорусских думах, 1893.
  • О переводе Евангелий на малорусский язык. 1905.
  • [www.memoirs.ru/rarhtml/1432Zitec.htm К истории литературной русской речи в XVIII веке // Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук, 1903. — Т. 8. — Кн. 2. — С. 1-51.]

Напишите отзыв о статье "Житецкий, Павел Игнатьевич"

Примечания

  1. [www.tovtry.km.ua/ru/history/statti/budzej_001.html Будзей О. Гимназия.]
  2. <…> трудно назвать белорусский говор самостоятельным наречием, но тем не менее, по своему современному звуковому типу, это не есть одно из разноречий южновеликорусского наречия, а напротив того, отдельный великорусский говор, стоящий рядом с северно-великорусским и южно-великорусским, отличающийся от них некоторыми архаическими особенностями. По своему происхождению это есть переходный говор, но не от малорусского наречия к великорусскому и не от этого последнего к первому, а от предполагаемого нами праязыка русского к наречию великорусскому. Очерк звуковой истории малорусского наречия. (с.257)
  3. [onestreet.kiev.ua/2009/06/19/baykovoye-cemetery/#more-200 Путешествие по местам захоронений героев Музея Одной Улицы.]

Ссылки

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Житецкий, Павел Игнатьевич

Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.