Зейналов, Гаджибаба Мамед оглы

Гаджибаба Зейналов
азерб. Hacıbaba Zeynalov
Дата рождения	9 апреля 1906(1906-04-09)
Место рождения	Гянджа, Российская империя
Дата смерти	13 ноября 1969(1969-11-13) (63 года)
Место смерти	Баку, АзССР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1924-1964
Звание
Командовал	402-я стрелковая дивизия; Бакинское Высшее Общевойсковое командное училище
Сражения/войны	Советско-финская война (1939—1940) Великая Отечественная война
Награды и премии

Гаджибаба Мамед оглы Зейналов (азерб. Hacıbaba Məmməd oğlu Zeynalov; 1906 — 1969) — генерал-майор (1956), командир 402-й стрелковой дивизии, с 1957 по 1960 год — начальник Бакинского Высшего Общевойскового командного училища

Биография

Родился в 1906 году в Елизаветполе в бедной семье.

Военная служба

8 октября 1923 года был призван в РККА и направлен курсантом в Азербайджанскую объединенную военную школу, по окончании которой с сентября 1926 года служил во 2-м Азербайджанском стрелковом полку Азербайджанской стрелковой дивизии ККА в г. Гянджа командиром стрелкового взвода, пом. квартирмейстера, начальником инженерной службы и начальником связи полка. Везиров и Нахичеванский высоко оценивали профессиональные навыки Зейналова. С мая 1936 по май 1939 года учился в Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе, затем был назначен старшим пом. начальника 1-го отделения оперативного отдела штаба Калининского ВО. В ходе Советско-финляндской войны 1939-1940 гг. был откомандирован на Северо-Западный фронт, где воевал будучи в оперативном отделе 7-й армии (на Карельском перешейке). Указом ПВС СССР от 11 апреля 1940 г. награжден орденом Красной Звезды. По окончании боевых действий в июле 1940 г. назначен начальником 1-го отделения 1-го отдела штаба ПрибОВО, затем в декабре переведен начальником оперативного отделения штаба 126-й стрелковой дивизии. Накануне войны она вошла в 11-ю армию и выдвинулась в район Прены, где занималась инженерным оборудованием укрепрайонов на новой границе (юго-западнее Калвария).

Великая Отечественная война

В первый день войны находившиеся на границе части прикрытия дивизии попали под удар 39-го моторизованного корпуса противника и понесли серьезное поражение, остатки были отброшены к Алитусу. Основные же силы дивизии переправились через р. Неман, взорвав мост, и отходили по маршруту Прены — Езно — Кроны — Румшишкис — Кяшайдорис — Чабишки — Козяны — Козулино — Борковичи — Дер-новичи — Бокачи — Рудня — Пустошка. В бою в районе Борковичи (северо-западнее Полоцка). В ходе боев на Западной Двине, сформировал на побережье батальон из отставших и отбившихся от своих частей красноармейцев. Выполняя приказ командующего фронтом генерала Кузнецова, батальон форсировал реку ниже по течению захваченного немцами моста, в ночной атаке выбил их с занимаемых позиций и захватил мост. В оборонительном бою батальон уничтожил 6 танков и много живой силы противника. Подполковник Зейналов, проявив в бою исключительное мужество, лично заменил убитого пулеметчика и огнём пулемета сорвал атаку немцев во фланг батальона. 8 июля подполковник Зейналов был ранен и до ноября находился в госпитале. После выздоровления он назначается начальником оперативного отдела штаба 47-й армии, которая в составе Закавказского (с 30 декабря — Кавказского) фронта выполняла задачи по прикрытию госграницы СССР с Ираном. В конце января 1942 г. армия была передислоцирована на Керченский полуостров и с 28 января вошла в состав Крымского фронта. С февраля по 23 апреля подполковник Зейналов исполнял обязанности начальника оперативного отдела и начальника штаба подвижной группы Крымского фронта, затем был назначен начальником штаба 396-й Азербайджанской стрелковой дивизии. После поражения войск фронта в Крыму в мае ее остатки вместе с армией были эвакуированы на Таманский полуостров, а подполковник Зейналов в июне назначен начальником штаба 416-й Азербайджанской стрелковой дивизии, формировавшейся в г. Уджары. В сентябре дивизия вошла в 44-ю армию Северной группы войск Закавказского фронта и была переброшена в район г. Хасав-Юрт. С 24 сентября ее части в составе 58-й армии занимали оборону по восточному берегу р. Сулак на участке Верхний Чири-Юрт — Акаталя — Эки-Булок и участвовали в Нальчикско-Орджоникидзевской оборонительной операции. В декабре 1942 г. — январе 1943 г. исполнял должность начальника штаба 402-й стрелковой дивизии, находившейся в резерве Закавказского фронта, затем назначен начальником отдела устройства оперативного тыла фронта. С августа Зейналов исполнял должность зам. начальника оперативного отдела штаба Закавказского фронта. 13 марта 1945 г. допущен к командованию 402-й стрелковой дивизией в г. Баку, которая выполняла задачу по прикрытию госграницы СССР с Ираном и в боевых действиях не участвовала.

Послевоенное время

После войны продолжал командовать этой дивизией в Бакинском ВО. С сентября 1945 по май 1946 г. находился в спец-командировке в Иране, а после возвращения был зачислен слушателем в Высшую военную академию им. К. Е. Ворошилова. В апреле 1948 г. окончил ее и был назначен начальником штаба 19-го стрелкового корпуса ЗакВО. В июне 1949 г. отстранен от должности и в сентябре назначен зам. командира 12-го горнострелкового корпуса. С августа 1951 г. командовал 216-й стрелковой дивизией, с декабря 1952 г. исполнял должность зам. командира 22-го стрелкового корпуса. В декабре 1956 г. генерал-майор Г. М. Зейналов назначен начальником Бакинского военного училища. В декабре 1960 г. переведен зам. начальника штаба 4-й армии ЗакВО. 30.6.1964 г. уволен в запас.

Депутат Верховного Совета Азербайджанской ССР (1955,1959).

Похоронен в Аллее почётного захоронения.

Награжден орденом Ленина, 3 орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, медалями.

См. также

Азербайджан в Великой Отечественной войне

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 3. — С. 1047—1048. — 1000 экз. — ISBN 978-5-9950-0382-3.

Ссылки

• [savash-az.com/COMMANDERS.htm Зейналов Гаджибаба Мамед оглу, генерал-майор]

Отрывок, характеризующий Зейналов, Гаджибаба Мамед оглы

– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.