Зуев, Аристарх Васильевич

Аристарх Васильевич Зуев
Дата рождения	21 апреля 1890(1890-04-21)
Место рождения	станица Кундравинская, Оренбургская губерния, Российская империя
Дата смерти	2 февраля 1944(1944-02-02) (53 года)
Место смерти	Харбин, Китай
Принадлежность	Российская империя Российская империя Белое движение Белое движение
Годы службы	1909 — 1922
Звание	генерал-майор
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России
Награды и премии

Аристарх Васильевич Зуев (9 (21) апреля 1890, станица Кундравинская, Оренбургская губерния, Российская империя — 2 февраля 1944, Харбин, Китай) — генерал-майор (1920). Участник Белого движения в Сибири.

Биография

Аристарх Васильевич Зуев родился 9 (21) апреля 1890 в станице Кундравинская Оренбургского Казачьего Войска. Происходил из Оренбургских казаков.

На службе с 1 января 1909 года. Окончил Верхнеуральское Александровское двухклассное училище, в 1911 году — Оренбургское казачье юнкерское училище, позже — офицерскую стрелковую школу. Служил в частях Забайкальского и Оренбургского казачьих войск. 6 июля 1911 года получил звание хорунжий. 8 сентября 1911 года получил звание младший офицер 1-й сотни 5-го Оренбуржского казачьего полка.

Участник Первой мировой войны, был ранен. 8 декабря 1916 года был награждён орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом, подъесаул. В 1917 году — командир сотни 2-го запасного полка Оренбургского казачьего войска. В 1918 году имел чин есаула.

Гражданская война

В 1918 году — помощник Добровольческого казачьего полка, командовал Спасской отдельной сотней, 2-м Кундравинским полком добровольцев, 21-м Оренбургским казачьим полком, войсковой старшина. В марте 1919 года был ранен осколком снаряда. В июне 1919 года получил звание полковник. В 1919—1920 годах — командир 11-го Оренбургского казачьего полка в армии Колчака. Участник Сибирского Ледяного похода. В Приморье командир 2-го Оренбургского казачьего полка Оренбургской казачьей бригады в составе Сводно-казачьей дивизии. С июля 1922 года — командир Отдельной Оренбургской казачьей бригады Земской Рати генерала М. К. Дитерихса.

Эмиграция

В эмиграции с 1922 года, проживал в Китае. В 1930 году окончил Юридический факультет в Харбине, работал юристом, занимался частной практикой. В 1930-е годы руководил Дальневосточным союзом казаков. С января 1941 года — Советник Главного Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурии. Атаман Оренбургской казачьей станицы «имени атамана Дутова» в Харбине. Похоронен на Успенском кладбище Харбина.

Работы

Публиковал статьи в журнале «Рубеж». Автор книги «Оренбургские казаки в борьбе с большевизмом. 1918—1922 гг.: Очерки. — Харбин, 1937»

Литература

• Е. В. Волков, Н. Д. Егоров, И. В. Купцов. Белые генералы Восточного фронта Гражданской войны. — М.: Русский путь, 2003. — С. 97. — 236 с.

Отрывок, характеризующий Зуев, Аристарх Васильевич

– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.