Изафет
Изафе́т (перс. اضافه ezāfe) — грамматическая конструкция, характерная для семитских, некоторых западноиранских, тюркских языков, используется также в языках, испытавших влияние персидского (урду и др.).
Термин происходит от арабского إضافة ’iḍāfa, букв. «присоединение». Так называется грамматическая конструкция в арабском языке (см. идафа), состоящая из двух существительных, из которых второе стоит в родительном падеже и определяет первое. Первое существительное при этом приобретает специальную форму, в которой оно не может иметь ни определенного артикля, ни танвина.
Иранские языки
В персидском, дари и таджикском в изафетной конструкции определение следует за определяемым и соединяется с ним при помощи гласного классич. перс. -i, тадж. -и, дари и совр. перс. -е, который в персо-арабском письме обычно не обозначается, например, مزار شریف mazār-e sharīf — «святая гробница», где mazār — «гробница», sharīf — «святой», -е — показатель. Если изафетный показатель добавляется после гласного, то он йотируется классич. перс. -yi, тадж. -и /-йи/, дари и совр. перс. -yе, что в персо-арабском письме иногда обозначается буквой ye ی-, например, دریای خزر, daryā-ye ḫazar — «Хазарское море», если же слово оканчивается на немое he ه-, то над ней ставится знак хамзе هٴ-, например, خانهٴ من ḫāne(h)-ye man «мой дом».
Предположительно изафетный показатель происходит от древнего относительного местоимения мужского рода (авест. ya, др.-перс. haya) и особой конструкции, например, др.-перс. kāra haya manā «моё войско», буквально «войско, которое моё».
Семитские языки
В иврите изафетная конструкция называется «смихут» (от ивр. סמיכות — «близость»). Как и в арабском языке, первое существительное не может иметь определенного артикля и может подвергаться изменениям, иногда только фонетическим, но иногда и в написании, например: תעודה («свидетельство») + לידה («рождение») = תעודת לידה «свидетельство о рождении» (буквально «свидетельство рождения»).
Тюркские языки
В тюркских языках изафетом иногда называют особые именные конструкции, состоящие из двух существительных. Тюркские «изафеты» делятся на три типа:
- Первый (простой), когда определение стоит перед определяемым в именительном падеже: тат. тимер юл «железная дорога», буквально «железо дорога».
- Второй (суффиксальный), в котором второй элемент (определяемое слово) принимает на себя притяжательный суффикс третьего лица единственного числа, который в большинстве тюркских языков имеет форму -и/-е/-ы/-у/-ү - например, каз. алма бағы — «яблоневый сад», буквально «яблоня сад-её», тур. Türkiye Cumhuriyeti - Турецкая республика, буквально: Турция республика-ее. После гласных суффикс получает форму -си/-се/-сы/-су/-сү. Например, узб. O’zbekiston respublikasi «Республика Узбекистан», буквально «Узбекистан республика-его», азерб. Lidice küçəsi - "Лидицкая улица", буквально "Лидице улица-его", тур. Sabancı Üniversitesi - Университет Сабанджи, буквально: Сабанджи университет-его.
- Третий (двойной суффиксальный), когда первый элемент принимает суффикс родительного падежа, а второй — притяжательный суффикс третьего лица. Обычно такие сочетания соответствуют русским словосочетаниям с родительным падежом, например, азерб. ovçunun xatirələri «записки охотника», буквально «охотника записки-его».
Другие языки
Идентичная конструкция имеется в финно-угорских языках, однако к ней термин «изафет» традиционно не применяется (кроме удмуртского и иногда венгерского языков). Причина такой противоречивой терминологии состоит в том, что по отношению к восточным языкам традиционно использовались термины арабской грамматики, а к европейским — латинской и греческой. В удмуртском подобная притяжательная конструкция имеет вид «обладатель в родительном падеже (генитиве) + обладаемое», например: удм. мынам киы «моя рука», буквально «моя (Р. п.) рука-моя», удм. ныллэн книгаез «книга девушки», буквально «девушки (Р. п.) книга-её».
Конструкция, близкая к персидскому изафету имеется и в албанском языке, при использовании изолированного артикля, к примеру: djali i urtë - 'умный мальчик', bija е partizanit - 'дочь партизана', Akademia e Shkencave e Shqipërisë - Академия Наук Албании.
Напишите отзыв о статье "Изафет"
Литература
- [www.tapemark.narod.ru/les/172a.html Изафет] // Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1990.
- Основы иранского языкознания. Новоиранские языки: Западная группа / ИЯ АН СССР. — М.: Наука, 1982. — С. 96, 111—112.
- Напольских В. В. [udmurt.info/udmurt/lekcii/17.htm Лекция пятая] // Удмуртский язык: ознакомительный курс.
Отрывок, характеризующий Изафет
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
