Хамза (знак)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Арабский алфавит
Алиф Дад
Ба Т̇а
Та За
Са Айн
Джим Гайн
Ха Фа
Х̇а К̣аф
Даль Кяф
Заль Лям
Ра Мим
Зайн Нун
Син Х̈а
Шин Вав
Сад Йа
Дополнительные буквы
لا Лям-алиф ال Алиф-лям
آ Алиф мадда Хамза
Алиф максура Ве
Та марбута
Диакритические знаки
َ Фатха ِ Дамма
َُ Кясра ِّ Шадда
َْ Сукун

Викисклад Викицитатник

Ха́мза (араб. همزة‎) — диакритический знак арабского алфавита. Хамза используется на письме для передачи согласного звука — гортанной смычки [ʔ]. Этот значок, как и сам звук, называется «хамза». Он состоит из маленького крючка, проводимого против часовой стрелки и прямого штриха, проводимого наклонно справа налево.[1]



Введение в письмо

Знак хамза был введён поздно, после написания Корана. Придумал написание буквы «хамза» Халиль ибн Ахмад аль-Фарахиди, взяв за основу букву «айн» (ع).

Правописание хамзы [2]

Хамза употребляется либо самостоятельно, либо (что случается чаще) с так называемой подставкой, в качестве которой выступает одна из трех слабых букв: алиф (ا), вав (و) или йа (ى), при этом йа в качестве подставки пишется без диакритических точек.

В начале слова подставкой для хамзы всегда является алиф. При этом хамза пишется либо над алифом (если огласована фатхой или даммой), либо под ним (если огласована кясрой). В любом случае огласовка относится к хамзе, а не к подставке: أَخَذَ 'брать', إِجْلِسْ 'садись', أُكْتُبْ 'пиши'.

В середине слова подставкой для хамзы может выступать одна из слабых: алиф, вав или йа. Выбор подставки в середине слова определяется правилом «старшинства огласовок», согласно которому «старшей» огласовкой считается кясра, за ней следует дамма и фатха («младше» фатхи только сукун). Огласовкам сопоставляются соответствующие слабые: [i] — ى, [u] — و, [a] — ا. «Старшая» огласовка выбирается между огласовкой самой хамзы и огласовкой предшествующего согласного. Например, в слове سُئِلَ 'он был спрошен' — гласный хамзы [i] «старше» предшествующего гласного [u], поэтому подставкой для хамзы служит соответствующая гласному [i] слабая ى.

После долгого гласного [ā] хамза, огласованная фатхой, пишется в середине слова без подставки: سَاءَلَ. (по правилу «старшинства огласовок» подставкой должен быть выбран алиф, но в таком случае два алифа оказались бы рядом, что орфографически запрещено; ср.: سَائِل).

В конце слова выбор подставки определяется характером предшествующего ей гласного: если предшествующий хамзе согласный огласован кратким гласным, то подставкой будет соответствующая ему слабая: بَدَأَ، جَرُؤَ، فَتِئَ, если же конечной хамзе предшествует долгий гласный или сукун, то хамза пишется без подставки: شَىْءِ، يَسُوءُ.

Важно помнить, что если подставкой для хамзы является алиф, а сама хамза огласована долгим [ā], то во избежание написания двух алифов подряд, что орфографически запрещено, долгота гласного изображается особой огласовкой мадда, которая ставится над подставкой и заменяет собой значок хамзы: أَلْقُرْآن (вместо أَلْقُرْأَان).

Напишите отзыв о статье "Хамза (знак)"

Примечания

  1. Сегаль В.С. Начальный курс арабского языка. — М., ИМО, 1962.
  2. Ковалев А.А., Шарбатов Г.Ш. Учебник арабского языка. — М., «Восточная литература» РАН, 1998. ISBN 5-02-018052-1

Отрывок, характеризующий Хамза (знак)

Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.