Солнечные и лунные буквы

В арабском алфавите буквы можно разделить на две группы — солнечные буквы и лунные буквы — в зависимости от того, ассимилируются они или нет с буквой ﻝ артикля аль. Артикль в слове «солнце», аш-шамс, ассимилируется, в то время как в слове «луна», аль-камар, остаётся неизменным. Поэтому буквы получили названия солнечные и лунные.

Если после определённого артикля «аль» стоит солнечная буква, то артикль не произносится как «аль»: его согласный ассимилируется с первым согласным слова. Например, вместо аль-Ниль читают ан-Ниль. Если после артикля стоит лунная буква, то ассимиляции не происходит.

К солнечным буквам относятся 14 букв: ﺕ, ﺙ, ﺩ, ﺫ, ﺭ, ﺯ, ﺱ, ﺵ, ﺹ, ﺽ, ﻁ, ﻅ, ﻝ, ﻥ.

Остальные 14 букв — лунные.

Разделение на солнечные и лунные буквы восходит к классическому арабскому языку, для которого была характерна автоматическая ассимиляция переднеязычного согласного артикля перед любой переднеязычной согласной начала следующего слова. Поэтому солнечными согласными являются все переднеязычные согласные в современном арабском языке, кроме буквы ج ǧ, которая сейчас обычно произносится как ж или дж, но в классическом арабском была палатальной или велярной согласной /ɟ ~ ɡʲ/. В результате в классический период эта согласная не вызывала автоматической ассимиляции предшествующего согласного и теперь классифицируется как лунная согласная.

Следует отметить, что данное правило касается только произношения. На написание артикля ال оно не влияет, однако влияет на огласовки: в словах с солнечными буквами буква ل не получает никакой огласовки, а над следующей за ней буквой ставится шадда (например, النِّيلُ).

Примеры ассимиляции артикля с существительными, начинающимися с солнечных букв:

• t: التاجر / at-tājir,
• ṯ: الثانية / aṯ-ṯāniya,
• d: الدرس / ad-dars,
• ḏ: الذاكرة / aḏ-ḏākira,
• r: الرجل / ar-rajul,
• z: الزجاج / az-zujāj,
• s: ‏ السودان‎‎/ as-Sūdān,
• š: ‏الشمس ‎/ aš-šams,
• ṣ: الصواب / aṣ-ṣawāb,
• ḍ: الضاحية / aḍ-ḍāḥiya,
• ṭ: ‏الطاولة ‎/ aṭ-ṭāwila,
• ẓ: الظفر / aẓ-ẓufr,
• l: اللطف / al-luṭf,
• n: النصر / an-nasr.

Литература

• Чернов П. В. Справочник по грамматике арабского литературного языка. — М., 1995. — С. 34.
• Юшманов Н. В. Грамматика литературного арабского языка. — Л., 1928. — С. 9, 14.

Ссылки

• [www.ar-ru.ru/arabiya-flash/123-urok13 Чтение определенного артикля Аль. Солнечные и лунные буквы.]

Отрывок, характеризующий Солнечные и лунные буквы

Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.