Информационная теория демократии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Информационная теория демократии — это междисциплинарное научное направление, изучающее возможности информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) для повышения эффективности социального, экономического и других форм взаимодействия, и ставящее целью осмысление, с одной стороны, места демократии в информационном обществе и, с другой стороны - роли ИКТ в реализации принципов демократии. В прикладном плане целью информационной теории демократии является оптимизация демократических институтов в рамках существующих политических систем и развитие электронной демократии. Для этого используется идейный и методологический багаж информатики, кибернетики, синергетики, социологии и ряда других наук. Информационная теория демократии во многом пересекается с концепцией совместного создания благ.





История вопроса

Развитие этого направления было бы невозможно без признания важнейшей роли информации в социальном развитии. Ещё в 1794 г. Ж.-А. де Кондорсе сопоставил прогресс цивилизации с развитием информации и этапами эволюции человеческого разума. Маклюэн считал, что важнейшим фактором исторического процесса является смена информационных технологий и одним из первых предположил, что тип общества определяется господствующим в нём типом коммуникации, а человеческое восприятие - скоростью передачи информации.

Математик Дж. Нейман в 1952 г. в работе "Вероятностная логика и синтез надёжных организмов из ненадёжных компонент" доказал: «Входные данные направляются не в одну, единственную машину, а одновременно в целый ряд тождественных машин; правильным считается тот результат, который даётся большинством этих машин.» Чем больше вычислительных компонентов обрабатывают информацию и чем больше между ними непосредственных связей, тем меньше вероятность ошибки: «...при достаточно большом количестве линий в каждом пучке вероятность несрабатывания большого числа компонент может быть сделана сколь угодно малой».

Дж. Нэсбит (Нейсбит) в 1982 г. вычленил среди тенденций, сопровождающих переход индустриального общества в информационное:

5) переход от централизации к децентрализации;

6) переход от институциализированной помощи к самопомощи;

7) переход представительной демократии к партиципаторной (демократии соучастия);

8) переход от бюрократической иерархии к рабочим сетям; …

10) переход от дихотомии «или-или» к многообразию выбора.
Профессор Абдеев Р. Ф. в развитие основного демократического принципа разделении властей рассматривает информацию как отдельную власть.
Государство в новой цивилизации … как сложная самоорганизующаяся система, … еще более совершенствует свою структуру. Опыт развитых стран, уже вступивших в информационную цивилизацию…, показывает, что правовое демократическое государство должно строиться по принципу «пяти колец» (рис. 22). Этот принцип гласит: «Государство может иметь процветающую экономику и прогресс в социально-культурном плане лишь при взаимодействии пяти независимых властей: законодательной, исполнительной, судебной, власти информации и власти интеллекта, причем последние две власти должны пронизывать все остальные». Здесь власть информации означает свободу печати, гласность, обилие общедоступных банков данных; реализуется, в частности, через системы спутникового телевидения, осуществляющие всемирный круглосуточный поток новостей … Власть интеллекта реализуется жестким отбором в руководящие звенья всех уровней наиболее подготовленных, компетентных специалистов во всех сферах: законодательной, исполнительной, судебной и информационной.

Критика действующих разновидностей системы демократии

М. Кастельс констатирует падение доверия к политической системе, поглощение СМИ государственной бюрократией и неэффективность законодательства, опирающегося на принципы либеральной демократии. Путями выхода из кризиса Кастельс считает: 1) создание местного самоуправления на основе децентрализации, 2) широкое использование электронных коммуникаций и переход от иерархической системы управления к сетевой с установлением горизонтальных коммуникаций граждан с органами власти и управления.

Популярный американский журналист индийского происхождения Фарид Закария в своем мировом бестселлере [1] обличает США и другие классические демократические страны в явлении, которое он называет "нелиберальной демократией". Нелиберальной он считает тиранию большинства над меньшинством. Закария не одобряет увлечения вынесением вопросов на референдумы. Так, в штате Калифорния администрация штата может контролировать только весьма незначительную часть бюджета - поскольку остальное было распределено посредством референдумов.

В "Русском журнале" опубликовано письмо "группы товарищей", в котором утверждается, что институт партий устарел и политику должны делать не партии, а система интерактивной демократии. К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3971 день]

Теоретические модели демократии

Отношение к партиям, элитам

Многие исследователи исходят из того, что решения должны принимать люди, которые обладают наилучшими для этого способностями, знаниями, опытом и качествами личности. Кроме того, в эффективном обществе должно быть разделение труда, чтобы для решения сложных проблем находились человеческие ресурсы, поэтому недопустимо, чтобы каждый человек тратил своё время и энергию на политику. Наконец, вклад одного человека в исход процесса крайне незначителен, что лишает людей мотивации вести себя ответственно и искать необходимую информацию накануне голосования.

На основании этих аргументов сторонники правления элит выступают против любых чисто эгалитарных форм демократии[2]. Они утверждают, что высокая степень гражданского участия малоинформированного и подверженного эмоциям населения приводит к принятию посредственных законов, продвигаемых популистами и демагогами. Джеймс Мэдисон в Вып. 10 «Записок федералиста» выражал опасение, что такие законы поставят под угрозу права некоторых групп. Платон считал, что наилучшей формой правления была бы аристократия «королей-философов», обладающих выдающимися интеллектуальными и нравственными качествами, т. е., меритократия.

В «Общественном договоре» (1762) Жан-Жак Руссо в сущности, не выступает против института королевской власти. Он лишь указывает на право народа расторгнуть договор с властью, если она его не выполняет.

В то же время, Руссо утверждал, что демократия не совместима с представительскими институтами, поскольку верховная власть народа неотчуждаема и неделегируема. Поскольку прямая демократия возможна только в малых сообществах, Руссо сделал вывод о нереализуемости легитимной демократии на масштабе национального государства. Он также полагал, что демократия приводит к острым внутренним конфликтам и гражданским войнам. Вместе с тем, при обсуждении политической ситуации в Польше после установления российского протектората, Руссо признал, что не видит альтернативы представительному правлению.

В своей работе «Демократия в Америке» (1835/1840) Алексис де Токвиль занял позицию, отчасти противоположную Руссо. Он пришёл к выводу, что свобода политической организации необходима для защиты от диктатуры большинства.

Локк полагал, что согласие человека на создание политического сообщества влечёт за собой его согласие на подчинение воле большинства.

Относительно новым в теории элит и вообще политологии является так называемый информационный подход. Для него характерно стремление дать социологическим понятиям определения из области естественной информатики. Так Игорь Вайсбанд в [3] определяет элиту как носитель определенной частной модели реального мира. Выживание и развитие общества обеспечиваются эволюционным процессом порождениия и гибели элит.[4]

В конечном счете, свобода создавать политические группы вошла в конституции большинства демократических государств.

Власть народа

По мнению Джона Локка, народ является конечным источником любой верховной власти, в частности, он вправе сменить правительство, которое злоупотребляет народным доверием и нарушает фундаментальные права. Руссо, также объявляет народ высшим сувереном. Роль народа как суверенного носителя высшей власти закреплена в конституциях большинства демократических государств мира[5]

Однако, ни одна конституция не ограничивается этим заявлением. Она всегда обставляет власть народа некими процедурами, которые даже он (суверен) не вправе нарушать. Разработчики систем интерактивной демократии обязаны понять характер и смысл этих ограничений, если хотят избежать политической катастрофы.

Информационный подход[3], например, отводит базису (в частном случае - народу) роль арбитра, распределяющего сферы управления между элитами. Базис не в состоянии разобраться в сути идей и моделей, представляемых элитами, и не ставит перед собой такой задачи. Однако, именно в силу своей невовлеченности сохраняет способность к ясной эмоциональной оценке, позволяющей ему адекватно оценивать сами элиты. Например, легко отличать харизматические элиты от загнивающих, которые пытаются лишь сохранить свои привилегии, понимая, что их идея или модель не подтвердилась. Базис способен значительно более надежно, чем представители элит, решать именно определенный класс задач, который можно было бы определить, как задачи о персональном факторе. Ещё одним юридическим подтверждением того, что именно незамутненная ведомственными, профессиональными и иными интересами эмоциональная оценка представителей базиса позволяет значительно более адекватно, надежно решать проблемы, связанные с персональным фактором, является распространенность в мире института присяжных заседателей.

Проблема консенсуса

Шарль Луи де Монтескьё считал, что для существования республики необходимо, чтобы люди стремились к общему благу. Поэтому он полагал, что конфликты между различными фракциями, преследующими собственные узкие интересы в ущерб общественным, несут угрозу для стабильности республики. Руссо призывал разрешить противоречие между свободой личности и общей волей путём образования. Результатом должно было стать новое свободное общество, в котором каждый человек стремится к лучшему как для себя, так и для всех. Впоследствии эта теория неоднократно истолковывалась как обоснование пагубности автономных общественных организаций и необходимости манипулирования сознанием для достижения гармонии между желаниями отдельных людей и декларируемыми потребностями общества. Джон Стюарт Милль утверждал, что единственным основанием для ограничения личной свободы является защита других от конкретного вреда, наносимого индивидом. Он считал нелегитимным патернализм, который допускает ограничение свободы людей для их собственного блага. Он также доказывал, что для поиска истины обществу нужна открытая дискуссия и столкновение полярных точек зрения. В серии работ, опубликованных в 1970-е, Юрген Хабермас доказывал, что для достижения «рационального консенсуса» по вопросам о ценностях или о действительности фактов необходима обстановка «идеальной речи». В ней участники оценивают взгляды других без эмоций и постороннего влияния, в том числе, без физического или психологического принуждения. Такой идеал служит стандартом для свободных и открытых общественных дискуссий в реальных демократиях. Джошуа Коэн[6] считает, что проводимая политика легитимна в той степени, в какой она оправдана в глазах граждан. Такое отношение формируется в результате свободной и аргументированной дискуссии среди равных, что требует работающих демократических институтов. Эта теория предполагает, что открытая общественная дискуссия в итоге ведёт к согласию, хотя бы неполному (например, консенсус может быть в отношении перечня важнейших проблем, а разногласия могут касаться приоритетов). Трудностью этой теории является вопрос о достижении согласия в отношении собственно демократической процедуры разрешения конфликтов. Эта трудность обходится, если считать, что демократия должна стремиться в равной степени учитывать интересы граждан. Ларри Даймонд[7] указывает на то, что в ситуациях, когда принятие любого решения позволит одним лицам извлечь выгоду за счёт других, демократия может снизить уровень взаимного доверия и терпимости. Чрезмерные разногласия в ущерб консенсусу могут иметь негативные последствия для авторитета и стабильности власти. Демократия также затрудняет осуществление непопулярных мер, чья отдача вероятна лишь в долгосрочной перспективе.

Итак, консенсус воспринимается как абсолютное благо всеми авторами, и, если реализация интерактивных средств демократии приведёт к тому, что они обеспечат лучшие условия для его достижения, это будет означать безусловный успех этого направления.

Проблема равенства

По мнению Джона Ролза, экономическое неравенство может способствовать повышению производительности, и в итоге благополучие малоимущих окажется выше, чем при равном распределении благ. Некоторые современные неолиберальные философы[8] критикуют демократию за экономическую неэффективность и считают, что контроль за обществом должен осуществлять рынок. В переходный период, демократия иногда показывает себя неэффективной по сравнению с другими формами правления в плане экономики, управления и порядка[9].

Игорь Вайсбанд рассматриваает гипотезу так называемых антиэлит [3]. Антиэлиты обладают основным недостатком элит - эгоистическая концентрация на собственных нуждах, мешающая им прислушиваться к голосу своих непосредственных эмоций и играть роль полноценной части базиса - и лишены основного достоинства элит - наличия некой эффективной и адекватной модели реального мира, которая позволила бы им принять успешное участие в управлении. Одним из путей образования антиэлиты является деградация элиты - потеря ею своих идеалов, в связи с тем, что эти идеалы не выдержали испытания реальностью. В качестве примера приводятся шотландская знать 13-го века, в которой возобладали зависть и ревность, что послужило причиной покорения страны англичанами; польская шляхта 18-го века - накануне трех разделов, прекративших на долгое время независимое существование Польши. Советская элита (номенклатура) несомненно тоже пострадала от краха коммунистической идеологии, долгое время обеспечивавшей её единство и эффективность. Другой причиной образования антиэлит является кризисное, бедственное положение, также лишающее эмоциональную сферу членов антиэлиты её обычной адекватности. Так, люди, потерявшие работу, нуждающиеся, деклассированные элементы представляют легкую добычу для популистов и демагогов, играющих на их кризисных, потерявших равновесие эмоциях. В классических демократиях такого рода антиэлиты исключались из общего избирательного права такими мерами, как введение имущественного ценза. Представляется возможным, что требование адекватности и надежности управления лежит выше требования политического равноправия.

Для интерактивных систем проблема равенства находит своё выражение в исследовании степени необходимости а) взвешивания мнений голосующих в соответствии с некоторой оценкой их непредвзятости и компетентности в обсуждаемом вопросе; б) мотивации участников системы к повышению своей квалификации, уровня объективности и взвешенности принятия решений.

Реализованные прототипы систем интерактивной демократии

Партия пиратов Германии использует для реализации своей внутренней демократии систему LiquidFeedback. Слово "Liquid" - жидкая, текучая - отражает размывание границ между представительской и прямой демократией. Участник может либо сам голосовать по данному вопросу, либо передать свой голос другому участнику, мнение которого он считает более надежным. В настоящее время в систему внесено более 2000 инициатив (для включения в программные документы партии), и само их количество представляет серьёзную проблему.

Критика

Ряд исследователей выражает сомнения в допустимости участия широких слоёв населения в процессе непосредственного самоуправления, основанные на их низкой квалификации. В то же время советский психолог Теплов Б. М. ещё в конце 50-х, начале 60-х гг. выступил с утверждением, что "способность не может возникнуть вне соответствующей конкретной деятельности <...> Не в том дело, что способности проявляются в деятельности, а в том, что они создаются в этой деятельности." [10]

Тем не менее, образ человека, пристрастившегося к употреблению алкоголя, лишенного родительских прав на ребёнка, но допущенного управлять государством, является тем аргументом, которым противники демократии обосновывают свою позицию. Ясно, что речь идет о реальной угрозе демократии. Так, в США, доля избирателей в численности населения первоначально была близка к 5%. Несомненно, также, что элиты и народ не должны подменять друг друга в системе управления: у каждого из них есть своя четко ограниченная задача.[3]

Напишите отзыв о статье "Информационная теория демократии"

Примечания

  1. Fareed Zakaria. The Future of Freedom: Illiberal Democracy at Home and Abroad. - W. W. Norton & Company, 2004.
  2. Christiano T. D. Democracy: Normative Theory // International Encyclopedia of the Social & Behavioral Sciences / Ed. N. J. Smelser, P. B. Baltes. Oxford: Elsevier, 2001. ISBN 0080430767
  3. 1 2 3 4 Игорь Вайсбанд. 5000 лет информатики. М.- «Черная белка», 2010
  4. Vilfredo Pareto, The Circulation of Elites. - In Talcott Parsons, Theories of Society; Foundations of Modern Sociological Theory, 2 Vol., The Free Press of Glencoe, Inc., 1961.
  5. С.Я. Куриц, В.П. Воробьев. Болезни Государства. Диагностика патологий системы государственного управления и конституционного права. Издание второе, исправленное и дополненное, 2010.
  6. Cohen J. [philosophyfaculty.ucsd.edu/faculty/rarneson/JCOHENDELIBERATIVE%20DEM.pdf Deliberation and democratic legitimacy] (англ.) // Deliberative democracy / Ed. Bohman J. and Rehg W. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1998.
  7. Diamond L. J. Three paradoxes of democracy // Journal of Democracy. 1990. Vol. 1, No. 3. P. 48.
  8. Buchanan J., Tullock G. The calculus of consent: logical foundations of constitutional democracy. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1965.
  9. Карл Т. Л., Шмиттер Ф. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Article/karl_dem.php Что есть демократия?]
  10. Теплов Б. М. Проблемы индивидуальных различий. М, 1961, с. 9—20.

Литература

  • Dutton W. Digital democracy: electronic access to politics and services. - Oxford, 1999.
  • Grossman L.K.. The Electronic Republic. Reshaping Democracy in the Information Age. - N.Y., 1995.
  • Hill K.A., Hughes J.E. Cyberpolitics: Citizen Activism in the Age of the Internet. - Oxford, UK, 1998.
  • Holmes D. Virtual Politics. Identity and Community in Cyberspace. - London, 1997
  • Huntington S. The third wave: democratization in the late twentieth century. - University of Oklahoma Press: Norman, 1991.
  • McLuhan H. M. The Gutenberg Galaxy. - Toronto, 1962.
  • McLuhan H. M. Understanding Media. - N.Y., 1963.
  • McLuhan H. M., Hutchon K., McLuhen E. City as Classroom. - N.Y., 1977.
  • Masuda I. The Information Society as Post-Industrial Society. Washington, 1983.
  • Rheinghold H. Virtual community. -London, 2000.
  • Riley T.B. Electronic Governance & Electronic Democracy. - SI 1 Publishing, 2000.
  • Snider J.H. Democracy On-Line. Tomorrow's Electronic Electorate // The Futurist. 1994. September/October
  • Toffler A. The future Shock. - New York, 1970.
  • Toffler A. Powershift, Wealth and Violence at the Edge the 21 st Centure. - New York, 1990.
  • Абдеев Р. Ф. Философия информационной цивилизации / Редакторы: Е. С. Ивашкина, В. Г. Деткова. — М.: ВЛАДОС, 1994. — С. 96-97. — 336 с. — 20 000 экз. — ISBN 5-87065-012-7.
  • Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество: Опыт социального прогнозирования. Пер. с англ. М.: Academia, 1999.
  • Вершинин М.С. Политическая коммуникация в информационном обществе. - СПб., 2001.
  • Вершинин М.С. Электронная демократия: российские перспективы. // Технологии информационного общества - Интернет и современное общество. -СПб., 2001.
  • Дрожжинов В.И. Электронное правительство. // Совершенствование государственного управления на основе его реорганизации и информатизации. Мировой опыт. - М., 2002, с.11-88.
  • Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М., 2000.
  • Кондорсе Ж.-А. Эскиз исторической картины человеческого разума. / Пер. с фр. И.А. Шапиро. - М., 1936.
  • Моисеев Н.Н. Универсум. Информация. Общество. -М, 2001.
  • Несбит Дж., Эбурдин П. Что нас ждет в 1990-е годы. Мегатенденции. Год 2000 / Пер. с англ. М., 1992.
  • Нисневич Ю.А. Информационная политика России: проблемы и перспективы - М.,1999.
  • Нисневич Ю.А. Информационно-коммуникационная стабилизация политической системы // Вестник Российского университета дружбы народов. – Серия: Политология. – 2006. – № 1 (6) – С. 68–80.
  • Нисневич Ю.А. Информация и власть - М., 2000.
  • Нисневич Ю.А. Компромисс и конформизм. - М., 2001.
  • Новая технократическая волна на Западе / Сост. и вступ. ст. П. С. Гуревича. М.: Прогресс, 1986.
  • Тоффлер Э. Третья волна. М.: АСТ, 1999; Уэбстер Ф. Теории информационного общества. М.: Аспект Пресс, 2004.
  • Черешкин Д.С., Смолян Г.Л. Сетевая информационная революция.// Информационные ресурсы России. 1997. №4.

Ссылки

  • [www.publicus.net/articles/aunzedem.html Clift S. E-Governance to E-Dcmocracy: Progress in Australia and New Zealand.]
  • [conf.infosoc.ru/03-rGOVf01.html В.И. Дрожжинов, А.А. Штрик. Электронная демократия и поддерживающие её технологии]
  • [conf.infosoc.ru/2008/thesis.html Труды ХI Всероссийской объединенной конференции "ИНТЕРНЕТ И СОВРЕМЕННОЕ ОБЩЕСТВО"]
  • [psychology.ru/library/p001.stm Теплов Б. М., СПОСОБНОСТИ И ОДАРЕННОСТЬ]
  • [www.humanities.edu.ru/db/msg/81465 Нисневич Ю.А. Информационно-коммуникационная стабилизация политической системы]

См. также

Отрывок, характеризующий Информационная теория демократии

«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.