Сухоруков, Иван Дмитриевич

Иван Сухоруков
Место рождения:	c. Новая Малыкла Ставропольского уезда Самарской губернии
Место смерти:	Ульяновск

Ива́н Дми́триевич Сухору́ков (1860, с. Новая Малыкла Ставропольского уезда Самарской губернии — 20 февраля 1938 года, Ульяновск) — крестьянин, депутат Государственной Думы Российской империи второго созыва. Родился в мордовской крестьянской семье. Получил домашнее образование. До избрания был крестьянином в родном селе.

Избран депутатом Государственной Думы второго созыва в 1907 году. Являлся членом Трудовой группы.

5 ноября 1929 коллегией ОГПУ по ст. 58-10 УК РСФСР был осуждён и выслан на 3 года в Северный край.

В конце 1937 был повторно арестован. Постановлением тройки при УНКВД по Куйбышевской области от 22 декабря 1937 года по статье 58-10 ч. 1 УК РСФСР расстрелян.

Полностью реабилитирован 2 декабря 1992 г.

Литература

• Симбирская Голгофа (1917-1938)/ Сост. свящ. Владимир Дмитриев. Ульяновск, 1996 — с. 151.

Ссылки

• [info.samara.ru/press/41/17.11.2007/121835/ «Волжская Коммуна»: Самара и вторая Государственная Дума]
• [kuz1.pstbi.ccas.ru/cgi-htm/db.exe/ans/nm/?HYZ9EJxGHoxITcGZeu-yPrAm9XAlA** Активный прихожанин церкви Сухоруков Иван Дмитриевич]
• [www.memo.ru/memory/simbirsk/ULJA45.htm Книга памяти Ульяновской области]

Отрывок, характеризующий Сухоруков, Иван Дмитриевич

Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?