Каирский складной алтарь

Каирский складной алтарь — скульптурный рельеф, произведение древнеегипетского искусства амарнского периода, экспонат Каирского египетского музея. На хорошо сохранившейся стеле изображены фараон Эхнатон с женой Нефертити и тремя детьми. Известняковый алтарь размером 43,5 х 39 см был обнаружен экспедицией немецкого египтолога Людвига Борхардта в Амарне в 1912 году. При распределении находок этой экспедиции между египетской и немецкой сторонами, состоявшейся 20 января 1913 года, Гюстав Лефевр, представлявший египетскую Службу древностей, предпочёл его бюсту Нефертити.

На левой стороне алтаря изображён восседающий на невысоком табурете Эхнатон в хепреше и плиссированном калазирисе, который протягивает украшение, большую серьгу с подвесками, стоящей перед ним старшей дочери Меритатон. Напротив Эхнатона на правой стороне алтаря изображена сидящая Нефертити в характерном для неё высоком головном уборе, на коленях которой играют две дочери, Макетатон и Анхесенамон. Ноги супругов опираются на маленькие скамеечки, стоящие на зелёной циновке. Сверху семья фараона озарена несущими жизнь лучами, исходящими от красного диска Атона. Специалисты подчёркивают завершённость и сбалансированность композиции алтаря и новаторски продуманную, проникнутую любовью взаимосвязанность фигур. Изображение дополняют различные надписи, уточняющие имена и титулы изображённых. Под египетским карнизом и по бокам алтарь обрамлён жёлтой лентой с синими надписями, некоторые иероглифы сохранили краску. Два небольших отверстия по обеим сторонам основания, а центральная часть алтаря углублена, что позволяет предположить, что алтарь закрывался двумя деревянными створками. Каирский складной алтарь является типичным для амарнского периода, несколько подобных алтарей было обнаружено при раскопках Ахетатона. Предполагается, что они находились в частном владении, устанавливались в часовнях или домах для церемоний почитания царской семьи и бога солнца Атона. В 2009 году немецкий журнал Der Spiegel со ссылкой на статью немецкого египтолога Рольфа Краусса «Почему Нефертити отправилась в Берлин» (Why Nefertiti went to Berlin), опубликованную в американском специализированном издании KMT, привлёк внимание к версии о подделке Каирского складного алтаря. Снедаемый жаждой славы и испытывавший давление со стороны германских властей Бурхардт мечтал привезти бюст Нефертити на родину и якобы изготовил фальсификат, удивительно похожий на стелу из берлинского Египетского музея с тем, чтобы отвлечь внимание египетской стороны от бюста Нефертити. На тот момент Каирский музей, в отличие от берлинского, ещё не располагал в своей экспозиции такого типа амарнским алтарём. Рольф Краусс указывает с десяток подозрительных деталей алтаря. По мнению Краусса, признанного эксперта по амарнскому периоду, иероглиф маат («истина») в четырёх случаях написан на алтаре неправильно. Кроме того, Эхнатон на алтаре изображён левшой, что, по мнению Краусса, противоречит древнеегипетской иконографии. Эрозия камня, придавшая ему желтоватый оттенок, в версии Краусса имеет искусственное происхождение и не является патиной, как было заявлено на основании анализа красок. Версия Рольфа Краусса нашла поддержку у Кристиана Лёбена, который считает, что стилевое попурри на каирском рельефе Эхнатона с семьёй свидетельствует о мошеннических намерениях при изготовлении фальсификата. Египтолог и специалист по фальсификатам античного искусства Мартин фон Фальк также считает доводы Краусса убедительными для того, чтобы подвергнуть сомнению подлинность алтаря. Против версии Краусса выступил бывший директор Египетского музея и собрания папирусов Дитрих Вильдунг. В 2011 году критический разбор версии Краусса произвёл в своей публикации «Нефертити и Эхнатон. Тайна амарнских мумий» (Nofretete und Echnaton. Das Geheimnis der Amarna-Mumien) Михаэль Э. Хабихт.

Литература

• Матье М. Во времена Нефертити. — Л., М.: Искусство, 1965.
• Cyril Aldred: Akhenaten and Nefertiti — Ausstellungskatalog anlässlich des 150-jährigen Bestehens des Brooklyn Institute of Arts and Sciences, Brooklyn Museum/ Viking Press, New York 1973, ISBN 0670111392
• Michael E. Habicht: Nofretete und Echnaton. Das Geheimnis der Amarna-Mumien. Koehler & Amelang, Leipzig 2011, ISBN 978-3-7338-0381-0, S. 146—150.
• Das Ägyptische Museum von Kairo. von Zabern, Mainz 1986, ISBN 3-8053-0640-7, Nr. 167.
• Wilfried Seipel in Ausstellungskatalog Nofretete — Echnaton. von Zabern, Mainz 1976, Nr. 47.

Ссылки

• [www.spiegel.de/spiegel/print/d-65490010.html Der Spiegel: «Детективная история с царицей»]

Отрывок, характеризующий Каирский складной алтарь

– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.