Каршин
Каршин (башк. Ҡаршын) — племя в составе нижнебельской группы башкир.
Этническая история
Один из десяти племен в составе нижнебельских башкир: елан, ельдяк, канлы, еней, гирей, дуваней, каршин, киргиз, таз, уваныш. Об этнической истории племени каршин известно мало.
Происхождение племени каршин связано с древними тюрками, которые испытали сильное кыпчакское воздействие. Его история в эпоху средневековья развивалась в Дешт-и-Кипчаке в рамках кыпчакской конфедерации.
Гипотеза о финно-угорском происхождении каршинцев, сформулированная и опубликованная еще в 1913 году в журнале «Шура», опиралась на соответствующее толкование элемента ар в племенном этнониме. Эта гипотеза впоследствии была опровергнута учёными.
Среди каршинских тамг преобладают по типу кыпчакские. Им также хорошо знакома тамга-ворота, которая является следствием длительного соседства с дуванейцами с запада и минцами — с востока.
Родовой состав племени:
- кадряй-каршин (башк. ҡәҙрәй-ҡаршын),
- карга-каршин (башк. ҡарға-ҡаршын),
- сатлыган (акбаш)-каршин (башк. сатлыған-ҡаршын, аҡбаш-ҡаршын).
Расселение
Древним районом расселения племени было левобережье реки Белой, то есть территория наиболее активной кыпчакской экспансии. Каршинцы были соседями канлинцев с запада и востока.
По материалам сведений относящихся к XVII-XVIII вв., можно наблюдать передвижение племени начиная с XV века на север (долина реки Танып) и на восток (район нижнего течения реки Караидель)[1].
Каршинская волость имела жалованные земли по грамотам от 1697 и от 30 мая 1700 гг., а также по двум выпискам из Уфимской провинциальной канцелярии от 23 марта 1716 и 1718 гг. Вотчинники волости платили царской казне 78 куниц и 20 батманов меда в год.
Развитие общества привело к разделу единой территории волости на отдельные тюбы. В конце XVII века были две тюбы, а в 1711 году — три. Названия некоторых из них время от времени менялись. В конце XVII века были известны Кадраева и Иликеева тюбы, в начале XVIII века последнее название исчезает и вместо него возникают новые — Сатлыганова и Каргина тюбы. В 1735 году существовали Акбашева, Кадраева, Каргина тюбы. Здесь следует отметить, что Акбашева тюба — это и есть Сатлыганова тюба[2].
К волости относились деревни Шарипово, Верхнеакбашево, Нижнеакбашево, Мамяково, Среднеакбашево, Новоакбашево, Асаново, Юлушево и другие.
Этимология
На уйгурском языке слово карши означало «крепость», «укрепленный город». Данное слово было рано заимствовано тюрками. По утверждению Кузеева Р.Г., каршин могло означать примерно то же, что и другие подобные названия башкирских племен (балыксы, ирэкте), то есть «защитники укрепленных городов».
Напишите отзыв о статье "Каршин"
Примечания
Библиография
- Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа. М., Наука, 1974.
- Янгузин Р.З. Башкирские племена. Уфа: Китап, 1992.
Ссылки
- [encycl.bash-portal.ru/karshin.htm Статья в Башкортостан:Краткая энциклопедия]
- [youtube.com/watch?v=W9nPauak7Q0 Башкирское родословие: Каршин] на YouTube
Это заготовка статьи по истории Башкортостана. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Отрывок, характеризующий Каршин
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.