Катастрофа Ил-18 в Свердловске (1967)

Рейс 2230 Аэрофлота
Ил-18В компании Аэрофлот
Общие сведения
Дата	16 ноября 1967 года
Время	21:03
Причина	Не установлена
Место	у аэропорта Кольцово, Свердловская область (РСФСР, СССР)
Координаты	56°44′24″ с. ш. 60°52′14″ в. д.56.74000° с. ш. 60.87056° в. д. / 56.74000; 60.87056
Воздушное судно
Модель	Ил-18В
Авиакомпания	Аэрофлот (Уральское УГА, 1-й Свердловский ОАО)
Пункт вылета	Кольцово, Свердловск (РСФСР)
Пункт назначения	Южный, Ташкент (УзССР)
Рейс	2230
Бортовой номер	CCCP-75538
Дата выпуска	25 марта 1964 года
Пассажиры	99
Экипаж	8
Погибшие	107 (все)

В четверг 16 ноября 1967 года близ Свердловска потерпел катастрофу Ил-18В компании Аэрофлот, в результате чего погибли 107 человек. На момент событий это была крупнейшая авиакатастрофа в СССР.

Самолёт

Ил-18В с бортовым номером 75538 (заводской — 184007002, серийный — 070-02) был выпущен заводом ММЗ «Знамя Труда» 25 марта 1964 года, а затем передан Главному управлению гражданского воздушного флота. С 1 апреля того же года самолёт начал эксплуатироваться в Шереметьевском авиаотряде (международные перевозки). 14 апреля 1964 года его перевели в 1-й Свердловский авиаотряд Уральского управления гражданской авиации. Всего на момент катастрофы авиалайнер имел в общей сложности 5326 часов налёта и 2111 посадок.

Катастрофа

Самолёт должен был выполнять рейс 2230 по маршруту Свердловск—Ташкент. Пилотировал его экипаж из 120 лётного отряда, состоящий из командира Ю. Г. Абатурова, второго пилота Н. М. Михайлова, штурмана А. В. Загорского, бортмеханика В. Н. Оспищева и бортрадиста Ю. А. Ефремова. В салоне работали бортпроводники Р. Д. Ломбина, В. Г. Шашкова и М. П. Шведова. Всего на борту находились 99 пассажиров: 87 взрослых и 12 детей.

Стояла ночь, небо над аэропортом было затянуто слоистыми облаками с нижней границей 150—170 метров, видимость составляла 6 километров. Ил-18 начал взлёт по магнитному курсу 76°. В 21:02:40 местного времени экипаж связался с диспетчером и доложил о взлёте. На скорости 340—350 км/ч самолёт в 1900 метрах от торца полосы (4300 метров от начала старта) достиг высоты 140—150 метров, когда неожиданно резко развернулся вправо и понёсся к земле. Ещё через 500 метров Ил-18 при скорости 440 км/ч с вертикальной скоростью 20 м/с с правым креном около 37° под углом 0—5° врезался во вспаханное поле правым крылом в 2900 метрах от торца полосы (5300 метров от старта) и в 500 метрах правее её оси, а затем полностью разрушился и загорелся.

Обломки разбросало по площади длиной 320 метров, в том числе пересекали грунтовую дорогу. Все 107 человек на борту авиалайнера (8 членов экипажа, 87 взрослых пассажиров и 12 детей) погибли. На момент событий это была крупнейшая авиакатастрофа в СССР и с участием Ил-18.

Причина

Из-за полного разрушения всех узлов и агрегатов самолёта причину катастрофы комиссия не смогла установить. Были лишь выдвинуты две основные версии:

1. Отказ в системе регулирования двигателя № 4 (крайний правый), что вызвало кратковременное возникновение отрицательной тяги.
2. Отказ элементов системы директорных приборов «Путь-1М», что привело к ложным показаниям авиагоризонтов.

При этом было отмечено, что любая из этих причин могла привести к катастрофе только в сочетании с одновременным действием других факторов.

См. также

• Катастрофа Ил-18 в Свердловске (1960)
• Катастрофа Ил-18 в Гандере
• Катастрофа Ил-18 под Адлером

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ил-18 в Свердловске (1967)

– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.