Nakajima Ki-115 Tsurugi

Ки-115, «Цуруги» キ115 / 剣
Тип	бомбардировщик для камикадзе
Производитель	«Накадзима»
Первый полёт	март 1945
Начало эксплуатации	1945
Конец эксплуатации	август 1945
Статус	снят с вооружения
Основные эксплуатанты	Императорская армия Японии
Годы производства	1945
Единиц произведено	105
Варианты	Ки-115a, Ки-115b, Ки-230

Nakajima Ki-115 TsurugiNakajima Ki-115 Tsurugi

Ки-115, «Цуруги» (яп. キ115 剣 — «меч») — японский специализированный самолёт для камикадзе периода Второй мировой войны. Разработан в январе — марте 1945 года для защиты Японии от возможной высадки войск США как максимально дешёвый и упрощённый самолёт для камикадзе, рассчитанный на один полёт. Всего с марта по август 1945 года было произведено 105 Ки-115, включая прототип. В боевых действиях Ки-115 участия так и не приняли.

История создания

История Ки-115 началась 20 января 1945 года, когда Императорская армия Японии в свете вероятного вторжения войск США на Японские острова, выдала фирме «Накадзима» заказ на специализированный самолёт для камикадзе. Основным требованием к нему была простота постройки и обслуживания, самолёт мог оснащаться любым двигателем мощностью от 800 до 1 300 л.с, который давал бы ему максимальную скорость в 515 км/ч.

Первый прототип Ки-115 был готов уже в марте того же года. Испытания показали, что наспех спроектированный самолёт был крайне сложен в управлении на земле, что представляло существенную проблему, так как управление им должны были осуществлять пилоты с низким уровнем подготовки. Тестирование прототипа продолжалось до июня 1945 года, и по его результатам после доработок, включавших в себя новое шасси с амортизаторами и вспомогательные закрылки, прототип был принят на вооружение. Производство Ки-115 велось на заводах фирмы «Накадзима» в Иватэ и Ота вплоть до самого конца войны, однако из-за позднего запуска в производство и постоянных перебоев с поставками сырья и комплектующих производство даже столь простого самолёта ограничилось 104 экземплярами.

Модификации

• Ки-115a — базовая версия, произведён один прототип и 104 серийных машины
• Ки-115b — версия с крылом увеличенного размаха с деревянной обшивкой и закрылками, а также сдвинутой к носу кабиной. Прототип не был завершён до конца войны
• Ки-230 — развитие базового Ки-115a, не вышел за стадию проекта до конца войны

Описание конструкции

Ки-115 представлял собой одноместный низкоплан смешанной конструкции. Поскольку требования к самолёту были минимальными — совершить лишь один полёт до цели, конструкция была до предела упрощена и приспособлена к производству низкоквалифицированными рабочими.

Фюзеляж самолёта имел стальную конструкцию, в то время как капот двигателя изготавливался из жести. Крыло было целиком изготовлено из стали и дюралюминия, а хвостовое оперение представляло собой обтянутый тканью деревянный каркас. Для упрощения производства даже кабина пилота была выполнена открытой. Шасси самолёта — трёхстоечное, с хвостовым колесом. Поскольку самолёт был рассчитан на полёт только в один конец, шасси после взлёта сбрасывалось.

Самолёт был приспособлен для установки различных типов двигателей, в основном устаревших или выработавших свой ресурс, однако на всех выпущенных фирмой Накадзима машинах стояли радиальные 14-цилиндровые двухрядные двигатели воздушного охлаждения Ха-35 Ру 23 мощностью 1 150 л.с.

Всё вооружение самолёта составляла одна авиабомба весом до 800 кг, которая размещалась под фюзеляжем, частично утапливаясь в нём. Все приборы управления были упрощены до предела, какие-либо средства внешней связи отсутствовали.

Эксплуатация

До капитуляции Японии ни один Ки-115 ещё не находился в состоянии боеготовности, хотя два из них уже были доставлены в войска.

Тактико-технические характеристики

ТТХ A7M различных модификаций
Характеристика	Ки-115a	Ки-115b
Технические характеристики
Экипаж	1 пилот
Длина, м	8,55
Размах крыла, м	8,60	9,72
Высота, м	3,30
Площадь крыла, м²	12,4	14,5
Масса пустого, кг	1 640	1 690
Масса снаряжённого, кг	2 580	2 630
Максимальная взлётная масса, кг	2 880	н/д
Двигатель	«Накадзима» Ха-35 Ру 23
Мощность, л.с.	1× 1 150 л.с, 2 ракетных ускорителя
Лётные характеристики
Максимальная скорость на высоте, км/ч / м	550 / 2 800	620 / 5 800
Крейсерская скорость на высоте, км/ч / м	300	н/д
Практическая дальность, км	1 200
Практический потолок, м	н/д	6 500
Нагрузка на крыло, кг/м²	208	181
Вооружение
Бомбовое	одна бомба весом до 800 кг в подфюзеляжном держателе

См. также

• Yokosuka MXY7 Ohka

Литература

• R. J. Francillon. Japanese aircraft of the Pacific War. — Лондон: Putnam & Company Ltd, 1970. — 570 с. — ISBN 0-37000-033-1.

Отрывок, характеризующий Nakajima Ki-115 Tsurugi

– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.