Королёв, Борис Данилович

Борис Данилович Королёв
Жанр:	монументальная скульптура
Учёба:	МГУ им. Ломоносова, физико-математический факультет (1903-), исторический факультет; Московское училище живописи, ваяния и зодчества (класс С. М. Волнухина) (1910-13).
Стиль:	реализм, импрессионизм, кубизм

Королёв Борис Данилович (28 декабря 1884, Москва — 18 июня 1963, Москва) — советский скульптор-монументалист, педагог и общественный деятель, стоявший у истоков формирования советской скульптурной школы. Один из главных организаторов деятельности по осуществлению ленинского плана монументальной пропаганды. В своем творчестве сочетал реалистический метод с элементами импрессионизма и кубизма.

Биография

Становление. Ранний период (1910-е гг.)

Родился в Москве в многодетной семье, отец служил в торговом доме. С 1896—1903 годы учился в 3-й московской гимназии. Воскресные дни школьных лет будущий скульптор проводил в Строгановском училище, где по выходным любителям разрешалось рисовать с гипса и чертить под руководством дежурного педагога. В 1903 году поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета. Был активным участником социал-демократических кружков, с большим успехом вел агитационную работу. Несколько раз сидел в тюрьме за участие в революционном движении, в частности за участие в баррикадных боях на Садовой-Кудринской во время декабрьского восстания в 1905 году. Чтобы избежать нового ареста Королёв уезжает за границу; в 1906 году нелегально живёт в Петрограде; в Москву возвращается в 1907 году под чужой фамилией.

1908—1917 годы — период становления творческой личности будущего мастера. В это время он начинает заниматься лепкой в частных студиях, самостоятельно изучает классическое наследие, стремясь переосмыслить классику и произведения современных художников. Интересуется импрессионистическим направлением, поисками художников «Бубнового Валета». Наибольшее значение для формирования творческого кредо имели занятия в студии И. И. Машкова, от которого перенял принципы ви́дения натуры, понимание пластического объёма. В 1910 году поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества в мастерскую скульптора С. М. Волнухина.

Первое монументальное произведение относится к 1912 году — мраморная стела, украшенная барельефами, на Ваганьковском кладбище над могилой студентов, убитых в день похорон Н. Э. Баумана. Королёв сам был свидетелем обстрела своих товарищей казаками, когда они вместе возвращались в Университет с похорон. С первого же произведения тема революции стала ведущей темой в его творчестве.

Работая в мастерской С. М. Волнухина, Б. Д. Королёв примкнул к импрессионистическому направлению русской скульптуры. После окончания в 1913 году обучения в училище путешествовал по европейским художественным центрам. Под влиянием знакомства с парижской художественной жизнью молодой скульптор переживал сильное увлечение кубизмом, который по его мнению в наивысшей степени соответствовал революционному духу. Однако, отрицательная оценка обществом кубистического памятника М. А. Бакунину (1919—1920) способствовала переходу к реализму.

Расцвет творчества (1920-е гг.)

В 1919—1920 годах Королёв организовал и возглавил Живскульптарх (первоначально Синскульптарх) при Наркомпросе РСФСР, где занимался вопросами синтеза искусств — скульптуры, архитектуры и живописи. Живскульптарх стал первым в Советской России новаторским творческим объединением архитекторов. По оценке исследователя советского авангарда С. О. Хан-Магомедова, деятельность Короёва оказала значительное влияние «на целую группу архитекторов и прежде всего на лидеров таких течений как рационализм (Н. Ладовский) и новаторская школа символического романтизма (И. Голосов)».

Расцвет творчества приходится на 1920-е годы. С огромным энтузиазмом Королёв участвует в общественно-художественной жизни после Октябрьской революции: входит в ОРС (Общество русских скульпторов, становится фактическим руководителем Московского профсоюза скульпторов-художников и одним из главных организаторов работ по осуществлению ленинского плана монументальной пропаганды. Начало 1920-х гг. отмечено серией этюдов обнажённого женского тела, в которых происходило становление реалистического метода в творчестве скульптора. В то же время явные черты импрессионизма, сочетающиеся с кубистическими приемами можно обнаружить в таких крупных произведениях мастера, как монумент Борцам революции в Саратове (1924—1925), памятник Н. Э. Бауману в Москве (1931) и памятник Ленину в Луганске (1932), выполненные по плану монументальной пропаганды.

К этому периоду относится ряд портретных бюстов революционеров для Центрального музея Революции СССР (ныне Государственный центральный музей современной истории России в Москве). В области станкового портрета наивысшие достижения были достигнуты в портретах В. И. Ленина (1926 и 1928) и А. И. Желябова (1927—1928). Ко времени создания памятника Бауману в Москве (1931), Королёв стал одним из ведущих ваятелей Советской России.

Общественная и педагогическая деятельность. Литературное наследие.

Творческую работу Б. Д. Королёв сочетал с интенсивной общественной и педагогической деятельностью. Преподавал в Пролеткульте, школе для бедных, Высших художественно-технических мастерских (Вхутемас), Московском областном художественном училище памяти 1905 года. Был депутатом Московского Совета, состоял членом комиссии по охране памятников искусства и старины, заведовал скульптурным отделом при Коллегии ИЗО Наркомпроса в связи с работой по осуществлению ленинского плана монументальной пропаганды. Во многом именно благодаря неутомимой деятельности Королёва в условиях гражданской войны Москва 1918—1920 годов получила десятки памятников.

Литературное наследие и преподавательская деятельность Б. Д. Королёва занимают особое место в отечественной художественной педагогике. В 1950-х годах он работал над составлением собственного учебного пособия по скульптуре. Этот труд уникален в своем практическом значении для художественного образовательного процесса, так как является первым полноценным изданием подобного рода, предназначенным конкретно для решения учебно-методических задач. Пособие построено на принципе чередования творческих и учебных заданий. Данный принцип направлен на формирование личности скульптора, что составляет главную цель учебного пособия Королёва.

Поздний период (1950-е гг.)

Поздний период творчества мастера был наиболее трудным, так как в 50-х гг. был причислен к «формалистам»; его работы не принимались на выставки, был вынужден прекратить преподавательскую деятельность. Последние годы жизни провел в Ново-Абрамцевском поселке художников, работая над проектами памятников историческим деятелям и современникам. В своих произведениях Королёву удавалось запечатлеть черты эпохи. В экспозиции музея-усадьбы Абрамцево представлены поздние работы мастера.

Творческие задачи. Художественные особенности зрелого стиля

Одной из центральных творческих задач для Бориса Даниловича Королёва было решение проблемы синтеза искусств. На протяжении всей своей карьеры он занимался исследованием этой проблемы и даже создал Комиссию синтеза скульптуры и архитектуры, позже включившую и живописцев. В этом синтезе Королёв понимал скульптуру как одухотворяющее начало, образно раскрывающее концептуальное значение архитектуры. Важную роль в художественном синтезе Королёв отводил слову (в монументальной скульптуре — литературные тексты на пьедесталах). В наиболее значительных произведениях Б. Д. Королёв воплотил идею синтеза искусств, подчиняя их общему содержанию.

Кроме вышеупомянутых трёх стилевых направлений (реализм, импрессионизм, кубизм), взаимодействующих в творчестве Королёва, важной составляющей зрелого стиля скульптора была определенная степень эскизности монументальных произведений, которая сообщала им особую экспрессию. Королёв не любил отполированных, «облизанных» поверхностей в скульптуре и потому при обработке поверхностей придавал им характерную шероховатость, что усиливало впечатление эскизности. Эту манеру обработки поверхносте́й ученики мастера прозвали королёвским стилем, сам Королёв называл получаемый эффект «скульптурным колоритом».
«Скульптурный колорит» по определению Королёва —

это тот свет и те тени, которые получаются от выпуклостей и от впадин форм и, если хотите, от шероховатостей поверхности. Если для колорита не хватает выпуклостей, я даю соответствующую обработку поверхности. Вот и весь так называемый мой, королёвский стиль

— В. Проппер Беседы с Королевым. Фрагменты интервью, впервые опубликованные в книге Фоминой, Яхонта, с. 60.

Прожив долгую жизнь, Борис Данилович Королёв прошёл основные этапы творческого развития вместе с русским советским искусством, в значительной степени определив магистральное направление развития советской скульптуры 1920—1940-х годов.

Б. Д. Королёв умер 18 июня 1963 года, похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве (8 участок, 25 ряд). Памятник на его могиле, по эскизу самого Бориса Даниловича, создан скульпторами Г. А. Шульцем и Я. Н. Купреяновым (архитектор Т. Г. Домбровская).

Перечень важнейших произведений

Памятники

• Борцам революции в Саратове. Гранит. 1924—1925.
• Н. Э. Бауману на Бауманской (Елоховской) пл. в Москве. Бронза, гранит. 1931.
• В. И. Ленину в Ташкенте. Бронза, гранит, лабрадор. 1936.

Портреты

• В. И. Ленина. Мрамор. 1926. Центральный музей В. И. Ленина, Москва.
• А. И. Желябова. Дерево. 1927-28. Музей Революции СССР (Музей современной истории России), Москва.

Проекты

• Проект монумента Освобожденному труду для Ленинграда. 1959.

Галерея

• Могила скульптора Бориса Королёва.JPG

  Могила Королёва на Новодевичьем кладбище Москвы.

Литература

• Большая советская энциклопедия (изд. 3-е, Т. 13) — М.: Издательство «Советская энциклопедия», 1973.
• Грабарь, И. (Ред.) История русского искусства (Т. XI) — М.: Издательство Академии наук СССР, 1957.
• Латушкин А. В. Памятник Н. Э. Бауману : [скульптор Б. Д. Королёв]. — М.: Московский рабочий, 1986. — 64, [16] с. — (Биография московского памятника). — 50 000 экз. (обл.)
• Фомина Н. Н., Яхонт О. В. Королев Б. Из литературного наследия. Переписка. Современники о скульпторе — М.: Советский художник, 1989.

Ссылки

• [tvorches.ru/read/hudozhnik/boris_korolev/ Творчество СССР. Борис Королёв.]

Отрывок, характеризующий Королёв, Борис Данилович

Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.