Космос-1383

Космос-1383
Производитель	НПО Прикладной Механики
Задачи	Навигация, поисково-спасательная система Коспас-Сарсат
Спутник	Земля
Запуск	30.06.1982 21:45 UTC
Ракета-носитель	Космос-3М
Стартовая площадка	Плесецк Пл. 132/1
NSSDC ID	[nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1982-066A 1982-066A]
SCN	[www.n2yo.com/satellite/?s=13301 13301]
Технические характеристики
Платформа	КАУР-1
Масса	876 кг
Элементы орбиты
Наклонение	83°
Период обращения	105,4 минут
Апоцентр	1041 км
Перицентр	1004 км

Космос-1383 (КОСПАС-1) — первый космический аппарат серии «Надежда», обеспечивший работу международной поисково-спасательной системы Коспас-Сарсат.

Создание и эксплуатация

Согласно Постановлению Совета Министров СССР от 12 января 1978 года № 33-15 «О проведении работ по созданию совместно с США, Канадой экспериментальной спутниковой системы для определения местоположения судов и самолетов, потерпевших аварию» началась разработка космической системы «Надежда». В июне 1978 года в Вашингтоне была проведена встреча специалистов НАСА (США), Морфлота (СССР), CRC (Communications Research Centre, Канада) и Национального центра космических исследований (Франция) с целью объединения двух основных систем спасения терпящих бедствие людей — советской КОСПАС (Космическая Система Поиска Аварийных Судов) и западного SARSAT (Search And Rescue Satellite-Aided Tracking).

В 1979 году был разработан «План реализации проекта КОСПАС-САРСАТ» (подписан 22 мая 1980 года), требовавший орбитальную группировку спутников для уточнения местоположения терпящих бедствие судов и ретрансляции их сигналов наземным службам. НПО Прикладной Механики на базе инженерных решений «Цикада» был разработан космический аппарат КОСПАС-1, получивший обозначение Космос-1383.

Спутник был запущен ракетой-носителем Космос-3М 30 июня 1982 года в 21:45 UTC с военного космодрома Плесецк и выведен на околокруговую орбиту. Уже во время проведения летных испытаний 10 сентября 1982 года с помощью данных, полученных со спутника, удалось спасти трёх людей, совершивших аварийную посадку на самолёте Cessna 172 в малонаселённой местности Британской Колумбии (Канада).

Ссылки

• [www.plesetzk.ru/ka/nadejda Космический аппарат «Надежда»]. Космодром «Плесецк». Проверено 31 мая 2010. [www.webcitation.org/67ENAYh33 Архивировано из первоисточника 27 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий Космос-1383

– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.