Список космических запусков в 1981 году
Поделись знанием:
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
Список орбитальных запусков, произведённых в 1981 году. Красным цветом выделены неудачные запуски. Жирным выделены пилотируемые КА.
| Дата (UTC) | Стартовый комплекс | Ракета-носитель | NSSDC ID | Имя КА | Тип |
|---|---|---|---|---|---|
| 06.01 12:15 |  Плесецк Пл. 41/1
|
Союз-У 77023 -474 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-001A 1981-001A] | Космос-1237[sr] | Зенит-6 |
| 09.01 14:57 | Плесецк Пл. 41/1
|
Молния-М 77023 -617 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-002A 1981-002A] | Молния-3-14 | Молния-3 № 25 |
| 16.01 09:00 | Плесецк Пл. 132/1
|
Космос-3М 53798-319 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-003A 1981-003A] | Космос-1238[sr] | Вектор |
| 16.01 12:00 | Плесецк Пл. 41/1
|
Союз-У 78017 -821 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-004A 1981-004A] | Космос-1239[sr] | Орион |
| 20.01 11:00 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 77023 -975 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-005A 1981-005A] | Космос-1240[sr] | Феникс № 975 |
| спускаемая капсула | |||||
| спускаемая капсула | |||||
| 21.01 08:29 | Плесецк Пл. 132/1
|
Космос-3М 65082-427 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-006A 1981-006A] | Космос-1241[en] | Лира |
| 23.01 11:20 | Плесецк Пл. 32/1
|
Циклон-3 45083-621 | Муссон № 11 | ||
| 24.01 14:18:02 | Байконур Пл. 1
|
Союз-У P15000-235 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-007A 1981-007A] | Прогресс-12[sv] | Прогресс № 113 |
| 27.01 14:58 | Плесецк Пл. 43/3
|
Восток-2М 8А92М 78017 -354 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-008A 1981-008A] | Космос-1242[sr] | Целина-Д |
| 30.01 16:27 | Плесецк Пл. 43/3
|
Молния-М 76038 -510 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-009A 1981-009A] | Молния-1-49 | Молния-1+ |
| 02.02 02:19 | Байконур Пл. 90
|
Циклон-2 45028-201 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-010A 1981-010A] | Космос-1243[sr] | ИС |
| 06.02 08:00 | Плесецк Пл. 132/1
|
Космос-3М 53793-478 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-011A 1981-011A] | Интеркосмос-21[pl] | АУОС-З-Р-П-ИК |
| 11.02 08:30 |  Танэгасима N
|
N-2 N-7(F) | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-012A 1981-012A] | Кику-3[ja] | ETS-4 |
| 12.02 18:21 | Плесецк Пл. 132/1
|
Космос-3М 65098-320 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-013A 1981-013A] | Космос-1244[sr] | Парус |
| 13.02 11:15 | Плесецк Пл. 43/3
|
Союз-У 76053 -478 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-014A 1981-014A] | Космос-1245[sr] | Зенит-6 |
| 18.02 09:00 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У Ts15000-264 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-015A 1981-015A] | Космос-1246[sr] | Силуэт № 1 |
| 19.02 10:00:26 | Плесецк Пл. 16/2
|
Молния-М 76047 -549 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-016A 1981-016A] | Космос-1247[en] | Око |
| 21.02 00:30 | Утиноура M
|
Мю-3S M-3S-2 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-017A 1981-017A] | Hinotori[en] | ASTRO-A |
| 21.02 23:23 |  Канаверал LC-36A
|
Атлас SLV-3 AC-42 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-018A 1981-018A] | Esiafi 1[pt] | |
| 28.02 19:10 | Ванденберг SLC-4W
|
Титан 24B 24B-24 (3B-59) | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-019A 1981-019A] | OPS-1166 | GAMBIT-3 Mission 4351 |
| 05.03 15:00 | Плесецк Пл. 41/1
|
Союз-У 77023 -475 ? | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-020A 1981-020A] | Космос-1248[sr] | Феникс № 940 |
| спускаемая капсула | |||||
| спускаемая капсула | |||||
| 05.03 18:09 | Байконур Пл. 90
|
Циклон-2 67052-104 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-021A 1981-021A] | Космос-1249[sr] | УС-А |
| 06.03 11:31 | Плесецк Пл. 132/2
|
Космос-3М 53767-247 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-022A 1981-022A] | Космос-1250[sr] | Стрела-1М |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-022B 1981-022B] | Космос-1251[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-022C 1981-022C] | Космос-1252[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-022D 1981-022D] | Космос-1253[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-022E 1981-022E] | Космос-1254[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-022F 1981-022F] | Космос-1255[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-022G 1981-022G] | Космос-1256[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-022H 1981-022H] | Космос-1257[sr] | Стрела-1М | |||
| 12.03 19:00:11 | Байконур Пл. 1
|
Союз-У Ts15000-266 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-023A 1981-023A] | Союз Т-4 | Союз 7К-СТ № 10L |
| 14.03 16:55 | Байконур Пл. 90
|
Циклон-2 45048-204 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-024A 1981-024A] | Космос-1258[sr] | ИС |
| 16.03 19:24:00 | Канаверал LC-40
|
Титан IIIC 23C-22 (3C-40) | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-025A 1981-025A] | DSP F9 | DSP 10 |
| 17.03 08:40 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 77023 -468 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-026A 1981-026A] | Космос-1259[sr] | Зенит-6 |
| 18.03 04:40:00 | Байконур Пл. 200/40
|
Протон-К / ДМ 306-01 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-027A 1981-027A] | Радуга-8 | Грань № 18L |
| 20.03 23:45 | Байконур Пл. 90
|
Циклон-2 45035-503 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-028A 1981-028A] | Космос-1260[sr] | УС–П |
| 22.03 14:58:55 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У P15000-257 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-029A 1981-029A] | Союз-39 | Союз 7К-Т № 55 |
| 24.03 03:31 | Плесецк Пл. 41/1
|
Молния-М 77025 -525 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-030A 1981-030A] | Молния-3-15 | Молния-3 № 24 |
| 28.03 09:30 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 78055 -927 | спускаемая капсула | ||
| спускаемая капсула | |||||
| Феникс № 979 | |||||
| 31.03 09:39:49 | Плесецк Пл. 41/1
|
Молния-М 78017 -553 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-031A 1981-031A] | Космос-1261[en] | Око |
| 07.04 10:51 | Плесецк Пл. 43/3
|
Союз-У 76053 -480 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-032A 1981-032A] | Космос-1262[sr] | Зенит-6 |
| 09.04 12:00 | Плесецк Пл. 132/1
|
Космос-3М 53798-322 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-033A 1981-033A] | Космос-1263[sr] | Вектор |
| 12.04 12:00:04 | КЦ Кеннеди LC-39A
|
Спейс шаттл | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-034A 1981-034A] | STS-1 | OV-102 |
| MESA | |||||
| DFI | DFI PLT (STS 1) | ||||
| ACIP | |||||
| 15.04 10:30 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 76053 -482 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-035A 1981-035A] | Космос-1264[sr] | Зенит-6 |
| 16.04 11:30 | Плесецк Пл. 41/1
|
Союз-У 76053 -479 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-036A 1981-036A] | Космос-1265[sr] | Зенит-6 |
| 21.04 03:45 | Байконур Пл. 90
|
Циклон-2 51035-504 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-037A 1981-037A] | Космос-1266[sr] | УС-А |
| 24.04 21:32 | Ванденберг SLC-4W
|
Титан 34B 34B-8 (3B-60) | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-038A 1981-038A] | OPS-7225 | JUMPSEAT 6 (or QUASAR 4) |
| 25.04 02:01 | Байконур Пл. 200/39
|
Протон-К 299-02 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-039A 1981-039A] | Космос-1267 | ТКС № 16301 |
| возвращаемый аппарат | ВА ТКС № 0103/3 | ||||
| 28.04 09:00 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 77053 -484 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-040A 1981-040A] | Космос-1268[sr] | Зенит-6 |
| 07.05 13:21 | Плесецк Пл. 132/1
|
Космос-3М 47198-321 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-041A 1981-041A] | Космос-1269[sr] | Стрела-2М |
| 14.05 17:16:38 | Байконур Пл. 1
|
Союз-У P15000-246 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-042A 1981-042A] | Союз-40 | Союз 7К-Т № 56 |
| 14.05 21:45:00 | Плесецк Пл. 43/3
|
Восток-2М 8А92М 77050 -392 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-043A 1981-043A] | Метеор-2-7 | Метеор-2 № 8 |
| 15.05 06:07:17 | Ванденберг SLC-5
|
Скаут G-1 S192C | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-044A 1981-044A] | Nova 1 | |
| 18.05 11:50 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 76053 -485 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-045A 1981-045A] | Космос-1270[sr] | Феникс № 980 |
| спускаемая капсула | |||||
| спускаемая капсула | |||||
| 19.05 03:49 | Плесецк Пл. 43/3
|
Восток-2М 8А92М 78017 -355 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-046A 1981-046A] | Космос-1271[sr] | Целина-Д |
| 21.05 09:10 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 78039 -418 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-047A 1981-047A] | Космос-1272[sr] | Зенит-6 |
| 22.05 07:10 | Плесецк Пл. 41/1
|
Союз-У 76053 -077 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-048A 1981-048A] | Космос-1273[sr] | Фрам |
| 22.05 22:29 | Канаверал LC-17A
|
Delta 3914 645/D154 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-049A 1981-049A] | GOES 5[en] | GOES |
| 23.05 22:42 | Канаверал LC-36B
|
Атлас SLV-3 AC-56 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-050A 1981-050A] | Интелсат-501[pt] | INTELSAT V F1 |
| 31.05 05:00 |  Шрихарикота SLV
|
SLV-3 SLV-3-D3 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-051A 1981-051A] | Rohini RS-D-1 | |
| 03.06 14:00 | Плесецк Пл. 41/1
|
Союз-У 76053 -483 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-052A 1981-052A] | Космос-1274[sr] | Феникс № 942 |
| спускаемая капсула | |||||
| спускаемая капсула | |||||
| 04.06 15:41 | Плесецк Пл. 132/2
|
Космос-3М 65098-323 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-053A 1981-053A] | Космос-1275[sr] | Парус |
| 09.06 03:33 | Плесецк Пл. 41/1
|
Молния-М 76053 -622 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-054A 1981-054A] | Молния-3-16 | Молния-3 № 30 |
| 16.06 07:00 | Плесецк Пл. 43/3
|
Союз-У 78039 -078 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-055A 1981-055A] | Космос-1276[sr] | Фрам |
| 17.06 09:30 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 78039 -417 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-056A 1981-056A] | Космос-1277[sr] | Зенит-6 |
| 19.06 12:32:59 |  Куру ELA-1
|
Ариан-1 L03 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-057A 1981-057A] | Meteosat 2[pt] | Meteosat F2 |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-057B 1981-057B] | APPLE[en] | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-057C 1981-057C] | CAT-3[pt] | ||||
| 19.06 19:37:04 | Плесецк Пл. 43/3
|
Молния-М 76047 -554 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-058A 1981-058A] | Космос-1278[en] | Око |
| 23.06 10:52:59 | Ванденберг SLC-3W
|
Атлас-E/F 87F | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-059A 1981-059A] | NOAA-7[en] | NOAA C |
| 24.06 17:47 | Плесецк Пл. 43/3
|
Молния-М 76038 -607 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-060A 1981-060A] | Молния-1-50 | Молния-1+ |
| 25.06 23:55:00 | Байконур Пл. 200/40
|
Протон-К / ДМ 305-01 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-061A 1981-061A] | Экран-7[pt] | Экран № 21L |
| 01.07 09:30 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 78039 -422 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-062A 1981-062A] | Космос-1279[sr] | Зенит-6 |
| 02.07 07:10 | Плесецк Пл. 43/3
|
Союз-У 78026 -663 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-063A 1981-063A] | Космос-1280[sr] | Ресурс-Ф1 17Ф41 № 15 |
| 07.07 12:30 | Плесецк Пл. 43/3
|
Союз-У 76053 -477 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-064A 1981-064A] | Космос-1281[sr] | Зенит-6 |
| 10.07 05:14 | Байконур Пл. 31
|
Восток-2М 8А92М 76042 -389 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-065A 1981-065A] | Метеор-Природа-2-4 | Метеор-Природа № 2-4 |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-065C 1981-065C] | Искра-1 | РК-01 | |||
| 15.07 13:00 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 78017 -951 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-066A 1981-066A] | Космос-1282[sr] | Феникс № 951 |
| спускаемая капсула | |||||
| спускаемая капсула | |||||
| 17.07 08:00 | Плесецк Пл. 41/1
|
Союз-У 76047 -940 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-067A 1981-067A] | Космос-1283[sr] | Зенит-6 |
| 29.07 11:55 | Плесецк Пл. 41/1
|
Союз-У 78039 -421 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-068A 1981-068A] | Космос-1284[sr] | Зенит-6 |
| 30.07 21:38:00 | Байконур Пл. 200/39
|
Протон-К / ДМ 301-02 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-069A 1981-069A] | Радуга-9 | Грань № 19L |
| 03.08 09:56 | Ванденберг SLC-2W
|
Delta 3913 642/D155 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-070A 1981-070A] | Dynamics Explorer 1 | DE A |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-070B 1981-070B] | Dynamics Explorer 2 | DE B | |||
| 04.08 00:12:58 | Плесецк Пл. 16/2
|
Молния-М 76047 -522 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-071A 1981-071A] | Космос-1285[en] | Око |
| 04.08 08:28 | Байконур Пл. 90
|
Циклон-2 67028-203 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-072A 1981-072A] | Космос-1286[sr] | УС–ПМ1 |
| 06.08 08:16:00 | Канаверал LC-36A
|
Атлас SLV-3 AC-59 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-073A 1981-073A] | FLTSATCOM F5 | FLTSATCOM |
| 06.08 11:49 | Плесецк Пл. 132/2
|
Космос-3М 65055-112 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-074A 1981-074A] | Космос-1287[sr] | Стрела-1М |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-074B 1981-074B] | Космос-1288[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-074C 1981-074C] | Космос-1289[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-074D 1981-074D] | Космос-1290[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-074E 1981-074E] | Космос-1291[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-074F 1981-074F] | Космос-1292[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-074G 1981-074G] | Космос-1293[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-074H 1981-074H] | Космос-1294[sr] | Стрела-1М | |||
| 07.08 13:35 | Плесецк Пл. 43/3
|
Восток-2М 8А92М 78039 -375 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-075A 1981-075A] | Интеркосмос-Болгария-1300 | |
| 10.08 20:03 | Танэгасима N
|
N-2 N-8(F) | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-076A 1981-076A] | ひまわり2号[ja] | GMS 2 |
| 12.08 05:46 | Плесецк Пл. 132/2
|
Космос-3М 47198-324 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-077A 1981-077A] | Космос-1295[sr] | Парус |
| 13.08 16:20 | Плесецк Пл. 41/1
|
Союз-У 76053 -978 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-078A 1981-078A] | Космос-1296[sr] | Феникс № 943 |
| спускаемая капсула | |||||
| спускаемая капсула | |||||
| 18.08 09:30 | Плесецк Пл. 41/1
|
Союз-У 76053 -481 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-079A 1981-079A] | Космос-1297[sr] | Зенит-6 |
| 21.08 10:20 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 78039 -115 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-080A 1981-080A] | Космос-1298[sr] | Янтарь-4К2 № 1[уточнить] |
| спускаемая капсула | |||||
| спускаемая капсула | |||||
| 24.08 16:37 | Байконур Пл. 90
|
Циклон-2 51048-205 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-081A 1981-081A] | Космос-1299[sr] | УС-А |
| 24.08 21:40 | Плесецк Пл. 32/1
|
Циклон-3 51099-801 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-082A 1981-082A] | Космос-1300[sr] | Целина-Д |
| 27.08 10:30 | Плесецк Пл. 41/1
|
Союз-У 77049 -116 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-083A 1981-083A] | Космос-1301[sr] | Ресурс-Ф1 17Ф41 № 16 |
| 28.08 16:18 | Плесецк Пл. 132/1
|
Космос-3М 47155-101 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-084A 1981-084A] | Космос-1302[sr] | Стрела-2М |
| 03.09 18:29 | Ванденберг SLC-4E
|
Титан IIID 23D-22 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-085A 1981-085A] | OPS-3984 | KH-11 |
| 04.09 08:00 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 78017 -941 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-086A 1981-086A] | Космос-1303[sr] | Зенит-6 |
| 04.09 11:06 | Плесецк Пл. 132/1
|
Космос-3М 53755-108 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-087A 1981-087A] | Космос-1304[sr] | Цикада |
| 11.09 08:43:10 | Плесецк Пл. 43/3
|
Молния-М 78055 -535 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-088A 1981-088A] | Космос-1305[sr] | Молния-3 № 28 |
| 14.09 20:31 | Байконур Пл. 90
|
Циклон-2 67055-505 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-089A 1981-089A] | Космос-1306[sr] | УС–ПМ |
| 15.09 11:30 | Плесецк Пл. 43/3
|
Союз-У 78039 -416 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-090A 1981-090A] | Космос-1307[sr] | Зенит-6 |
| 18.09 03:34 | Плесецк Пл. 132/1
|
Космос-3М 47195-113 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-091A 1981-091A] | Космос-1308[sr] | Парус |
| 18.09 09:30 | Плесецк Пл. 43/3
|
Союз-У 77023 -802 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-092A 1981-092A] | Космос-1309[sr] | Орион |
| 19.09 21:28:40 |  Цзюцюань LA2B
|
Фэнбао-1 XCZ-1-02 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-093A 1981-093A] | Kína–9[hu] | shijian erhao B xing |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-093B 1981-093B] | Shi Jian 2A | shijian erhao A xing | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-093D 1981-093D] | Shi Jian 2 | shijian erhao | |||
| 21.09 13:10 | Плесецк Пл. 32/1
|
Циклон-3 67099-802 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-094A 1981-094A] | Ореол-3[es] | АУОС-З 401 М-А-ИК |
| 23.09 08:00 | Плесецк Пл. 132/2
|
Космос-3М 53719-527 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-095A 1981-095A] | Космос-1310[sr] | Вектор |
| 24.09 23:09 | Канаверал LC-17A
|
Delta 3910/PAM 641/D156 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-096A 1981-096A] | SBS-2[pt] | SBS 2 |
| 28.09 21:00 | Плесецк Пл. 132/2
|
Космос-3М 53775-114 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097A 1981-097A] | Космос-1311[sr] | Ромб |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097C 1981-097C] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097D 1981-097D] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097E 1981-097E] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097F 1981-097F] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097G 1981-097G] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097H 1981-097H] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097J 1981-097J] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097K 1981-097K] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097L 1981-097L] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097M 1981-097M] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097N 1981-097N] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097P 1981-097P] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097Q 1981-097Q] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097R 1981-097R] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097S 1981-097S] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097T 1981-097T] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097U 1981-097U] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097V 1981-097V] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097W 1981-097W] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097X 1981-097X] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097Y 1981-097Y] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097Z 1981-097Z] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097AA 1981-097AA] | калибровочная цель | ||||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-097AB 1981-097AB] | калибровочная цель | ||||
| 30.09 08:00 | Плесецк Пл. 32/1
|
Циклон-3 51099-801 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-098A 1981-098A] | Космос-1312[sr] | Муссон № 12 |
| 01.10 09:00 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 78039 -427 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-099A 1981-099A] | Космос-1313[sr] | Зенит-6 |
| 06.10 11:27 | Ванденберг SLC-2W
|
Delta 2310 639/D157 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-100A 1981-100A] | Solar Mesosphere Explorer[en] | |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-100B 1981-100B] | UoSat-1[en] | UoSAT 1 | |||
| 09.10 10:40 | Плесецк Пл. 41/1
|
Союз-У 77049 -079 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-101A 1981-101A] | Космос-1314[sr] | Фрам |
| 09.10 16:59:00 | Байконур Пл. 200/39
|
Протон-К / ДМ 310-01 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-102A 1981-102A] | Радуга-10 | Грань № 20L |
| 13.10 23:01 | Плесецк Пл. 43/3
|
Восток-2М 8А92М 78017 -357 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-103A 1981-103A] | Космос-1315[sr] | Целина-Д № 426 |
| 15.10 09:15 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 78039 -423 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-104A 1981-104A] | Космос-1316[sr] | Зенит-6 |
| 17.10 05:59 | Плесецк Пл. 41/1
|
Молния-М 78055 -530 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-105A 1981-105A] | Молния-3-17 | Молния-3 № 31 |
| 30.10 06:04:22 | Байконур Пл. 200/40
|
Протон-К / Блок Д1 311-01 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-106A 1981-106A] | Венера-13 | 4В-1М № 760 |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-106D 1981-106D] | спускаемый аппарат | ||||
| 31.10 09:22:00 | Канаверал LC-40
|
Титан IIIC 23C-21 (3C-39) | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-107A 1981-107A] | OPS-4029 | VORTEX 10 |
| 31.10 22:53:31 | Плесецк Пл. 16/2
|
Молния-М 76047 -555 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-108A 1981-108A] | Космос-1317[en] | Око |
| 03.11 13:00 | Плесецк Пл. 41/1
|
Союз-У 77023 -977 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-109A 1981-109A] | Космос-1318[sr] | Феникс № 944 |
| спускаемая капсула | |||||
| спускаемая капсула | |||||
| 04.11 05:31:16 | Байконур Пл. 200/39
|
Протон-К / Блок Д1 311-02 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-110A 1981-110A] | Венера-14 | 4В-1М № 761 |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-110D 1981-110D] | спускаемый аппарат | ||||
| 12.11 15:10:00 | КЦ Кеннеди LC-39A
|
Спейс шаттл | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-111A 1981-111A] | STS-2 | OV-102 |
| OSTA-1 | PLT E002 | ||||
| DFI | DFI PLT (STS 2) | ||||
| IECM | |||||
| ACIP | |||||
| 13.11 09:30 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 78039 -429 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-112A 1981-112A] | Космос-1319[sr] | Зенит-6 |
| 17.11 15:25 | Плесецк Пл. 41/1
|
Молния-М 78026 -601 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-113A 1981-113A] | Молния-1-51 | Молния-1+ |
| 20.11 01:37 | Канаверал LC-17A
|
Delta 3910/PAM 640/D158 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-114A 1981-114A] | Satcom 3R[pt] | RCA-D |
| 20.11 08:30 | Капустин Яр 107/2
|
Космос-3М 47193-468 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-115A 1981-115A] | Bhaskara 2[es] | SEO B |
| 28.11 18:08 | Плесецк Пл. 132/2
|
Космос-3М 65093-121 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-116A 1981-116A] | Космос-1320[sr] | Стрела-1М |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-116B 1981-116B] | Космос-1321[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-116C 1981-116C] | Космос-1322[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-116D 1981-116D] | Космос-1323[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-116E 1981-116E] | Космос-1324[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-116F 1981-116F] | Космос-1325[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-116G 1981-116G] | Космос-1326[sr] | Стрела-1М | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-116H 1981-116H] | Космос-1327[sr] | Стрела-1М | |||
| 03.12 11:47 | Плесецк Пл. 32/1
|
Циклон-3 45029-803 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-117A 1981-117A] | Космос-1328[sr] | Целина-Д |
| 04.12 09:50 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 76053 -980 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-118A 1981-118A] | Космос-1329[sr] | Зенит-6 |
| 15.12 23:35 | Канаверал LC-36A
|
Атлас SLV-3 AC-55 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-119A 1981-119A] | Интелсат-503[pt] | INTELSAT V F3 |
| 17.12 11:00 | Плесецк Пл. 132/2
|
Космос-3М 53775-120 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-120A 1981-120A] | Радио-3 | РС |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-120B 1981-120B] | Радио-4 | РС | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-120C 1981-120C] | Радио-5 | РС | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-120D 1981-120D] | Радио-6 | РС | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-120E 1981-120E] | Радио-7 | РС | |||
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-120F 1981-120F] | Радио-8 | РС | |||
| 19.12 01:10 | Ванденберг SLC-3E
|
Атлас-E/F 76E | Navstar 7[en] | NAVSTAR GPS | |
| 19.12 11:50 | Байконур Пл. 31
|
Союз-У 77049 -428 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-121A 1981-121A] | Космос-1330[sr] | Феникс № 952 |
| спускаемая капсула | |||||
| спускаемая капсула | |||||
| 20.12 01:29:00 | Куру ELA-1
|
Ариан-1 L04 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-122A 1981-122A] | MARECS 1[pt] | Marecs A |
| [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-122B 1981-122B] | CAT-4[pt] | CAT 04/VID | |||
| 23.12 13:15 | Байконур Пл. 1
|
Молния-М 78039 -640 | [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1981-123A 1981-123A] | Молния-1-52 | Молния-1+ |
См. также
Напишите отзыв о статье "Список космических запусков в 1981 году"
Ссылки
- Jonathan McDowell. [planet4589.org/space/log/launch.html Launch Log] (en). Проверено 12 июня 2012.
|
Список космических запусков | 
| ||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1950-е | 1957 | 1958 | 1959 | |||||||||
| 1960-е | 1960 | 1961 | 1962 | 1963 | 1964 | 1965 | 1966 | 1967 | 1968 | 1969 | ||
| 1970-е | 1970 | 1971 | 1972 | 1973 | 1974 | 1975 | 1976 | 1977 | 1978 | 1979 | ||
| 1980-е | 1980 | 1981 | 1982 | 1983 | 1984 | 1985 | 1986 | 1987 | 1988 | 1989 | ||
| 1990-е | 1990 | 1991 | 1992 | 1993 | 1994 | 1995 | 1996 | 1997 | 1998 | 1999 | ||
| 2000-е | 2000 | 2001 | 2002 | 2003 | 2004 | 2005 | 2006 | 2007 | 2008 | 2009 | ||
| 2010-е | 2010 | 2011 | 2012 | 2013 | 2014 | 2015 | 2016 | 2017 | 2018 | 2019 | ||
Отрывок, характеризующий Список космических запусков в 1981 году
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
