Котиков, Юрий Аггеевич

Юрий Аггеевич Котиков
Дата рождения:	22 января (3 февраля) 1897(1897-02-03)
Место рождения:	Старая Ладога, Новоладожский уезд, Петербургская губерния, Российская империя
Дата смерти:	1979(1979)
Место смерти:	Ленинград, РСФСР, СССР
Страна:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Научная сфера:	педиатрия
Место работы:	Военно-медицинская академия имени С. М. Кирова; Институт физического образования имени П. Ф. Лесгафта; Ленинрадский педиатрический медицинский институт.
Учёная степень:	доктор медицинских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Казанский университет, медицинский университет
Научный руководитель:	профессор М. С. Маслов; профессор Л. И. Чулицкая; профессор А. Ф. Тур
Награды и премии:

Ю́рий Агге́евич (Аге́евич) Ко́тиков (22 января (3 февраля) 1897, Старая Ладога — 1979, Ленинград) известен также, как Гео́ргий Аггеевич Котиков — советский педиатр, профессор кафедры госпитальной педиатрии, проректор по научно-учебной работе (и. о. ректора в 1949-1950 гг.) Ленинградского педиатрического медицинского института. Житель блокадного Ленинграда.

Биография

Родился в семье староладожского учителя Аггея Фёдоровича Котикова и его жены, Прасковьи Семёновны ур. Пречистенской. А. Ф. Котиков принадлежал к крестьянскому сословию, но получил хорошее образование и до выхода на пенсию преподавал в Старой Ладоге.

Среднее образование Юрий (в те годы – Георгий) Котиков получил в Петербурге. С 1907 по 1915 гг. он учился в 1-м реальном училище, с окончанием которого уехал в Казань, где поступил на медицинский факультет Казанского университа.

Из-за Гражданской войны учёба в университете несколько затянулась. С марта по ноябрь 1919 года Ю. А. Котиков исполнял обязанности лекаря 221 госпиталя, дислоцированного в Казани, а с апреля по декабрь 1920 года служил врачом прививочного отряда 10-й дивизии Заволжского округа. Только в январе 1921 года, сдав заключительные экзамены, Юрий Аггеевич был выпущен из университета и в звании врача вернулся в Петроград.

Оказавшись в родном городе, Ю. А, Котиков сначала прошёл цикл повышения квалификации по педиатрии на кафедре детских болезней Петроградского института для усовершенствования врачей, после чего по протекции старшей сестры Елены Котиковой — научного сотрудника Института физического образования имени П. Ф. Лесгафта — был принят туда на должность ассистента кафедры анатомо-физиологических особенностей и гигиены детского возраста. С 1924 года кафедрой руководила профессор Л. И. Чулицкая, которая на ближайшие годы стала его главным наставником и научным руководителем.

Помимо того, в 1921 году Ю. А. Котиков был зачислен сверхштатным преподавателем кафедры детских болезней Военно-медицинской академии. Руководил кафедрой и клиникой в её составе недавно назначенный на эту должность профессор М. С. Маслов. Его трагически погибший предшественник профессор А. Н. Шкарин оставил Михаилу Степановичу уникальный коллектив: В. И. Морев, А. Ф. Тур, В. Ф. Знаменский, М. Ф. Руднев. Среди них Ю. А. Котиков занял достойное место и в 1930 году был назначен старшим ординатором клиники. В Военно-медицинской академии Юрий Аггеевич проработал до конца 1933 года, приобретя бесценный клинический опыт.

В 1928 году ко всем обязанностям Ю. А. Котикова добавилась ещё одна, когда он получил приглашение на должность научного сотрудника в отдел развития Государственного рефлексологического института по изучению мозга им. В. М. Бехтерева.

В 1931 году, сложив с себя большинство полномочий кроме детской клиники Военно-медицинской академии, Ю. А. Котиков сосредоточился на работе районного педиатра в детском секторе Василеостровского райздравотдела. В его обязанности входило консультирование наиболее сложных и проблемных больных района. Через год Юрий Аггеевич был назначен ещё и педиатром второй поликлиники НКВД Ленинграда. Так он работал в течение двух лет, пока в январе 1934 года, защитив кандидатскую диссертацию, не был по конкурсу избран доцентом курса усовершенствования Ленинградского научно-исследовательского института Охраны материнства и младенчества.

К этому времени там уже работали некоторые его коллеги по Военно-медицинской академии: профессор М. С. Маслов, профессор А. ф. Тур, профессор В. И. Морев. Год спустя, когда институт был реорганизован в первый в мире педиатрический медицинский вуз (ЛПМИ), Ю. А. Котиков принял предложение профессора А. Ф. Тура занять должность доцента вновь созданной им кафедры пропедевтики детских болезней.

В 1939 году в 1-м Ленинградском медицинском институте был закрыт педиатрический факультет. В ЛПМИ в полном составе перешла его кафедра пропедевтики детских болезней профессора А. Б. Воловика. В следствие этого, кафедра А. Ф. Тура была преобразована в кафедру госпитальной педиатрии. Все эти изменения произошли в тот год, когда Юрий Аггеевич защитил докторскую диссертацию на тему «Морфология костного мозга здорового и больного ребенка». Тем не менее, на новой кафедре он оставался доцентом ещё несколько лет. Лишь в 1943 году, Ю. А. Котиков был утверждён в должности и звании её второго профессора. В довоенные годы кроме своих основных обязанностей с первых дней образования педиатрического института Ю. А. Котиков исполнял обязанности сначала помощника декана, а с 1939 года – декана курса.

С первых дней Великой Отечественной войны, помимо работы на кафедре Ю. А. Котиков был назначен заместителем директора института по научно-учебной части. Сухие строки служебной характеристики тех лет не отражают всего многообразия и сложности проблем, с которыми столкнулся Юрий Аггеевич в годы блокады Ленинграда:

«С первых месяцев Великой Отечественной войны Ю. А. Котиков занял пост заместителя директора по научно-учебной части и не покидал его в самые тяжёлые периоды блокады. Свои обязанности заместителя директора и профессора кафедры Ю. А. Котиков совмещал с обязанностями начальника МПВО объекта и хорошо поставил и эту, в условиях Ленинграда, исключительно важную работу.
Принимая деятельное участие в проведении мероприятий по улучшению бытовых условий студентов и работников института, профессор Котиков активно содействовал сохранению преподавательских и студенческих кадров».

К сказанному следует добавить, что за годы блокады институт ни на один день не прекращал своей работы. Во многом благодаря усилиям Ю. А. Котикова как начальника МПВО в условиях почти ежедневных артобстрелов, на самом высоком уровне была поставлена противопожарная работа. Все случаи нередких возгораний на обширной территории института ликвидировались собственными силами. Одним из ближайших помощников Юрия Аггеевича в этой работе оказался его будущий коллега по кафедре, а в то время — студент первого курса О. Ф. Тарасов.

Что касается «сохранения кадров», то по этому поводу ректор института Ю. А. Менделева вспоминала следующее:

«Транспорт в городе перестал работать, институт расположен в северной окраине гигантского города Ленина, и студенты и сотрудники должны были ежедневно дважды проделывать многокилометровый путь пешком, питание резко сократилось, начался голод, и тогда в целях сохранения человеческих жизней институт пошел на крайние меры»

—

Эти меры заключались в том, что по инициативе Ю. А. Котикова в одном из учебных корпусов института было организовано общежитие, оборудован пункт питания студентов и сотрудников, стационар для самых ослабленных. Благодаря этим мерам необычайно суровую блокадную зиму 1941-42 гг. пережило абсолютное большинство студентов и сотрудников института.

В послевоенные годы Ю. А. Котиков оставался в должности проректора по научно-учебной работе, продолжая совмещать её с должностью профессора своей кафедры.

В 1949 году на его долю выпало новое испытание. 30 августа в ходе кампании по борьбе с космополитизмом была арестована ректор Ю. А. Менделева. Именно Юрий Аггеевич приказом Министерства здравоохранения СССР № 885 был поставлен исполняющим обязанности на её место. Он обеспечил преемственность руководства институтом и не дал развалиться тому, что было сделано Юлией Ароновной. При новом ректоре — прибывшей на следующий год из Саратова профессоре Н. Т. Шутовой — Ю. А. Котиков вернулся к своим обязанностям проректора.

Среди коллег Ю. А. Котиков заслуженно пользовался авторитетом грамотного организатора, одаренного клинициста, педагога и учёного. Возможно, эти качества были приняты во внимание, когда руководство Министерством здравоохранения СССР в сентябре 1952 года назначило его — уже не вполне здорового профессора — на должность заведующего кафедрой госпитальной педиатрии Свердловского медицинского института. После войны здесь ощущался острый кадровый дефицит, и требовалось быстро восстановить уровень подготовки молодых специалистов. Юрий Аггеевич руководил кафедрой до июня 1956 года и за этот непродолжительный срок сумел поднять работу коллектива на должный профессиональный уровень.

Вернувшись в Ленинград, Ю. А. Котиков был восстановлен в должности профессора своей кафедры, по-прежнему возглавляемой профессором (с 1952 года – академиком) А. Ф. Туром, и одновременно был назначен ученым секретарём института. Он проработал ещё 5 лет — до 1 сентября 1961 года, когда вследствие тяжёлой болезни был вынужден удалиться на пенсию.

Перенеся тяжёлую операцию и лишившись ног, Юрий Аггеевич прожил в затворничестве ещё 18 лет. Он скончался в возрасте 82-х лет и был похоронен на Ново-Волковском кладбище в Ленинграде.

Семья

• Жена – Александра Ивановна ур. Цепенникова;
• Жена – Маргарита Александровна ур. Наумова (1912 г.р.);
• Дочь – Татьяна Юрьевна Аркадьева (1937 г.р.);
• Сестра – Елена Аггеевна Котикова (16.03.1889 г.р.) — научный сотрудник института им. Лесгафта;
• Сестра – Мария Аггеевна Котикова (1883—1943) — жертва блокады Ленинграда.

Вклад в педиатрическую науку и практику

Число опубликованных научных работ Ю. А. Котикова не столь велико и не превышает пятидесяти, однако адресованы они наиболее актуальным вопросам педиатрии. Основные научные интересы Юрия Аггеевича оформились в 30-е годы и были связаны с проблемами гематологии. Во многом благодаря ему, изучение патологии крови и кроветворной системы в детском возрасте стало в последующие годы одним из приоритетных направлений научных изысканий кафедры госпитальной педиатрии ЛПМИ.

• В 1939 году в своей докторской диссертации «Морфология костного мозга здорового и больного ребёнка» и одноименной монографии Юрий Аггеевич впервые представил методику выполнения исследования и нормативы миелограммы у детей в возрастном аспекте. Тем самым ещё в предвоенные годы исследования Ю. А. Котикова предопределили внедрение анализа клеточного состава костного мозга в клиническую практику педиатрических стационаров Ленинграда.

Значительная часть работ Юрия Аггеевича была посвящена оценке состояния костного мозга при различных заболеваниях детского возраста. Ю. А. Котиков предоставил практикующим врачам инструмент для верификации своих диагностических представлений результатами прижизненных морфологических исследований при целом ряде гематологических заболеваний детей.

• Другого важнейшего аспекта клинической педиатрии Ю. А. Котиков коснулся в 1936 году в своей работе «К методике хромосомального исследования у человека». Совпав по времени с гонениями на генетику, которые начались в СССР в середине 30-х годов, к сожалению в последующих работах Юрия Аггеевича это направление не получило своего развития, но названная статья оказалось первой в детской практике Ленинграда, посвященной исследованию кариотипа человека.
• Ещё раньше — в середине 20-х годов — в работе «Антропометрические стандарты для грудных детей г. Ленинграда», выполненной в институте им. Лесгафта совместно с Д. Б. Макариной и под руководством профессора Л. И. Чулицкой, Юрий Аггеевич опубликовал нормативы физического развития детей первого года жизни, где показал внутреннюю взаимосвязь параметров, отражающих законы гармоничного роста и развития.

Печатные работы

• Котиков Ю. А. К вопросу о частоте астении у детей. — Педиатрия, 1924, № 1. — Т. 8.
• Котиков Ю. А. Вариации пищеварительного лейкоцитоза при различном состоянии питания грудного ребёнка и при различной диете. — Врачебное Дело, 1925, № 15-17.
• Котиков Ю. А. Колебания концентрации водородных ионов у детей различной конституции и детей с расстройствами питания. — Казанский медицинский журнал, 1925, № 11.
• Котиков Ю. А. Значение некоторых показателей в детском возрасте / в сборнике Детские болезни. — 1925.
• Котиков Ю. А. Значение некоторых коллоидных реакций крови и мочи в связи с определением общего азота. — Русская клиника, 1928, № 48.
• Котиков Ю. А. Содержание кальция в крови у детей различных конституций. — Русская клиника, 1928.
• Котиков Ю. А., Макарина Д. Б. Антропометрические стандарты для грудных детей г. Ленинграда. — Вопросы педиатрии. — Т. 3, вып. 1-3.
• Котиков Ю. А. Картина костного мозга при Kala-Azar. — Русская клиника. — Т. 3, вып. 4.
• Котиков Ю. А. К вопросу о вегетативном неврозе. — Врачебная Газета, 1930, № 21.
• Kotikov Y. Ueber der Eisengehalt in Blute der Sӓnglinge. — Jahrbuch f. Kinder, 1931, № 3-4. — Т. 132.
• Kotikov Y. Ueber der Mineralgehalt in Blute der Kinder in ersten Lebusjahr. — Jahrbuch f. Kinder, 1933, № 5-6. — Т. 138.
• Котиков Ю. А. Минеральный состав крови детей при некоторых заболеваниях / Труды института экспериментальной медицины. — 1933. — Т. 1, вып 1.
• Котиков Ю. А., Котикова Е. А. К вопросу о механизме дыхания при различных положениях тела (в связи с конституцией). — Архив Анатомии, Гистологии и Эмбриологии, 1934, № 1.
• Котиков Ю. А. Морфологическая картина прижизненных пунктатов кроветворных органов детей. — Вопросы педиатрии. — Т. 7, № 2.
• Котиков Ю. А., Курачева Н. Я. К диагностике лимфогранулематоза. — Советская Педиатрия, 1936, № 6.
• Котиков Ю. А. К методике хромосомального исследования у человека. — Архив пат. анатомии и пат. физиологии, 1936. — Т. 2, вып. 1.
• Котиков Ю. А. Морфология костного мозга здорового и больного ребёнка. — Л., 1939.
• Котиков Ю. А. Особенности питания детей с аномалией конституции / в справочнике по диететике раннего детского возраста под ред. А. Ф. Тура. — Л., 1937, 1949, 1951, 1954.
• Котиков Ю. А. Костный мозг при анемиях у детей. — Вопросы педиатрии, 1937, № 1-2. — Т. 2.
• [vivaldi.nlr.ru/ab000001831/view#page=80 Котиков Ю. А. Состояние костного мозга у детей, больных цингой / Вопросы педиатрии в дни блокады Ленинграда / Сб. 1. — Л., 1944. — (С. 80-98).]
• Котиков Ю. А. Морфологические особенности эритроцитов плода / Вопросы педиатрии в дни блокады Ленинграда / Сб. 2. — Л., 1946.
• Котиков Ю. А. К вопросу классификации гематологических заболеваний / Вопросы педиатрии в дни блокады Ленинграда / Сб. 2. — Л., 1946.
• Котиков Ю. А. Прижизненное исследование костного мозга. / Рукопись.
• Котиков Ю. А. Минеральный состав спинно-мозговой жидкости при некоторых заболеваниях. / Рукопись.
• Котиков Ю. А. Костный мозг у детей-рахитиков. / Рукопись.
• Котиков Ю. А. Морфологические особенности крови у детей, поражённых флюорозом. / Рукопись.
• Котиков Ю. А., Попова Н. Н. Дальнейшие наблюдения за морфологическими изменениями крови детей, поражённых флюорозом. / Рукопись.

Награды

• Значок «Отличнику здравоохранения» (1942);
• Медаль «За оборону Ленинграда» (1943);
• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1946);
• Медаль «В память 250-летия Ленинграда» (1957).

Адреса в Ленинграде

В Ленинграде профессор Ю. А. Котиков с семьей проживал на Васильевском острове: сначала на 3-й линии, д. 4; после войны — на противоположной стороне улицы, на 2-й линии, д. 3. В 50-е годы Ю. А. Котиков жил по адресу: Большой пр. В. О., д. 8/4.

См. также

Санкт-Петербургское отделение Союза педиатров России

Литература

• К 75-летию Санкт-Петербургской Государственной Педиатрической Медицинской Академии. 1925—2000. Биографии. СПб, 2000. — 400 с.;
• Архив Санкт-Петербургского государственного педиатрического медицинского университета;

Отрывок, характеризующий Котиков, Юрий Аггеевич

– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.