Коховский, Всеволод Порфирьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Всеволод Порфирьевич Коховский
Дата рождения

2 (14) марта 1835(1835-03-14)

Дата смерти

2 (14) июня 1891(1891-06-14) (56 лет)

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Звание

генерал-лейтенант

Награды и премии
(1883) (1872) (1868)
(1880) (1870) (1854)
(1878)
(1876)

Всеволод Порфирьевич Коховский (Каховский, 1835—1891) — генерал-лейтенант, военный педагог.

Происходил из дворян Харьковской губернии.

После начального домашнего воспитания учился в Дворянском полку. В чине поручика принимал участие в Крымской войне в составе 5-го стрелкового батальона. За отличие в сражении под Силистрией в 1854 году получил орден Св. Анны 4-й степени и в октябре того же года был переведён подпоручиком в Финляндский лейб-гвардии полк.

В 1860—1862 годах учился в Николаевской академии генерального штаба. Был сначала прикомандирован к Павловскому кадетскому корпусу, после упразднения которого был назначен командиром 1-й роты в Павловское военное училище. В том же году получил назначение состоять при Главном управлений военно-учебных заведений для приготовления к должности инспектора классов и в 1864 году был назначен на должность начальника учебного отделения и способствовал учреждению Педагогического музея военно-учебных заведений.

В 1867 году, 30 августа, был произведён в полковники. С 4 января 1874 года зачислен чиновником особых поручений IV класса при Главном управлении военно-учебных заведений и принял в заведование Педагогический музей (в 1889 году при введении нового устава музея назначен его директором). В 1874—1876 годах Коховский находился в командировке за границей.

В 1874 году произведён в генерал-майоры, а в 1889 году — в генерал-лейтенанты.

При Педагогическом музее им был создан научный отдел, основаны курсы оказания помощи при несчастных случаях, ручного труда и иностранных языков, учреждены классы музыки, пения, гимнастики, и т.п. Состоящий при музее «Родительский кружок» тоже работал под руководством Коховского. Кроме того, Коховский расширил музей, поставив его наряду с лучшими музеями этого рода в Европе; его же стараниями была увеличена библиотека.



Труды

  • «О труде и отдыхе», чтение для народа (СПб., 1873);
  • «Отцам и матерям о детях» (СПб., 1873);
  • «Подробность внешнего и внутреннего устройства брюссельской образцовой начальной школы» (СПб., 1880);
  • «Педагогический музей военно-учебных заведений в 1888-1889 учебном году» (СПб., 1889),
  • ряд статей по практической педагогике в «Педагогическом сборнике» и др.

Напишите отзыв о статье "Коховский, Всеволод Порфирьевич"

Литература

Отрывок, характеризующий Коховский, Всеволод Порфирьевич

– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.