Крэйг, Карл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Крэйг
Carl Craig
Основная информация
Страна

США США

Жанры

Детройт-техно

Псевдонимы

Innerzone Orchestra
Paperclip People
BFC
Psyche
69

Лейблы

Planet E

[www.planet-e.net/ www.planet-e.net]

Карл Крэйг (англ. Carl Craig; родился 22 мая 1969 в Детройте) — американский музыкант, работающий в жанре Детройт-техно.

Является одним из наиболее выдающихся музыкантов, которых относят ко «второй волне» детройтского техно. Видный последователь идей, которые в своей музыке воплощали Дэррик Мэй (англ. Derrick May) , Хуан Аткинс (англ. Juan Atkins) и Кевин Сондерсон (англ. Kevin Saunderson) . Так же работает под многочисленными псевдонимами, наиболее известные из которых — Innerzone Orchestra, 69, Paperclip People, BFC и Psyche.





Биография

Карл Крэйг пришёл в танцевальную музыку в конце 1980-х, когда поездил в туре с Rhythim is Rhythim по Европе. Крэйга вполне закономерно считают протеже Дэррика Мэя. Именно этот человек заметил и оценил творческий потенциал молодого дарования.

Будучи студентом детройтского колледжа Генри Форда, Крэйга привлекли те самые первые пластинки, которые уже именовались термином «техно». Пребывая в сильном впечатлении от «Nude Photo» Rhythim is Rhythim и «The Groove» Suburban Knight, Крэйг особо не раздумывая перевелся на факультет электронной музыки, а домой купил свои первые синтезаторы, причём денег на драм-машину ему не хватило и он записывал свои первые работы без ритма.

В 17 лет Крэйг набрался смелости и записал на кассету несколько своих произведений чтобы передать Дэррику Мэю, который пришёл в восторг от «Neurotic Behaviour». Мэй понял, что имеет дело с крайне талантливой личностью и взял его под своё крыло и предложил свою помощь в записи некоторых треков. Работая совместно в Metroplex Studios, они перезаписывают некоторые треки, а сам Мэй добавил к этим работам ритмический рисунок.[1]

Практически одновременно с этой работой Крэйг, под псевдонимом Psyche выпустил на лейбле Transmat пластинку «Crackdown», а под псевдонимом BFC на лейбле Fragile пластинку «Galaxy» — все это случилось в конце 1989 года. Обе пластинки произвели эффект разорвавшейся бомбы в тогда ещё немногочисленном стане поклонников техно-музыки. Практически сразу после этих пластинок Крэйг запустил (совместно с Дэймоном Букером) (англ. Damon Booker) лейбл RetroActive где выпустил несколько, довольно примечательных, пластинок — «Wrap Me In Its Arms», «As Time Goes By» и, под псевдонимом BFC (рассшифровывается как Betty Ford Clinic)[2], одну из своих лучших работ «Climax» (которая в 1995 году вышла в виде третьего сингла другого его проекта Paperclip People). Все эти релизы лишь подтвердили оригинальность и уникальность музыканта. При этом творческая активность на тот период больших прибылей не приносила (например, для того, чтобы RetroActive существовал, Крэйг работал в магазине, оказывавший услуги фотокопирования). Впрочем, просуществовал RetroActive не очень долго — спустя довольно короткий срок Дэймон и Карл расстались, и Крэйг, не очень расстраиваясь по этому поводу, запустил свой собственный лейбл, который получает название Planet E.

15 ноября 1991[1] года запуск лейбла ознаменовался революционно звучащей пластинкой «4 Jazz Funk Classics», которую Крэйг выпустил под ещё одним своим псевдонимом — 69. С выходом этой пластинки музыкант получил прозвище «вундеркинд техно», а сам Карл, по прошествии некоторого количества времени выпустил свой полноценный дебютный альбом Landcruising, который многие критики, музыканты и диджеи признали классикой современной танцевальной музыки. Этот альбом дал много новых идей для джангл-музыкантов (взять хотя бы для примера трек «Bug In Bassbin») и многие хаус-музыканты брали треки «Throw» и «Oscillator» за эталон хаус-музыки.

Никто и не отрицает того факта, что Карл Крэйг, равно как и Basic Channel и Underground Resistance является одним из самых выдающихся музыкантов, успешно работающих в жанре экспериментального танцевального техно, постоянно привнося в жанр новые элементы и ходы. Буквально сразу же за выходом «Landcruising» следует альбом проекта 69 «The Sound of Music» и сборник его ранних работ Elements 1989—1990, которые музыкант выпускал под псевдонимами Psyche и BFC. Оба эти альбома всецело показывают грани таланта Крэйга и его авторитет среди коллег признается незыблемым. В 1996 году, под псевдонимом Paperclip People Крэйг выпустил ещё один альбом «The Secret Tapes of Dr. Eich», где были собраны работы, самым сильным образом повлиявшие на целое поколение хаус-музыкантов.

В 1997 году у Крэйга вышел альбом More Songs About Food and Revolutionary Art, который, как это не выглядело бы удивительным, должен быть стать дебютным альбомом музыканта, но так, как сотрудничество с лейблом Warner Brothers (Крэйг подписал с ними контракт в 1994 году), так и не сложилось, выпуск альбома задерживался до тех пор, пока согласно условиями контракта, Крэйг смог распорядится своим творением как ему заблагорассудится. К работе над этим альбомом были привлечены Дэррик Мэй, и вокалистка Наоми Даниэль (англ. Naomi Daniel) . Альбом примечателен тем, что на нём находится один из самых замечательных треков в истории детройтского техно — «At Les». Альбом был признан в самых различных музыкальных кругах, а сам Крэйг стал все больше внимания уделять джазу и фанку.

Во время своего выступления на британском фестивале Tribal Gathering в 1997 году Крэйг выступил с совершенно новой музыкальной программой. Он пригласил сессионных музыкантов Родни Уайтакера (англ. Rodney Whitaker) и Франческо Мора Катлетт (англ. Francesco Mora Catlett) (которые работали с джазовыми музыкантами Max Roach и Sun Ra), и с их помощью добавил элементы джаза в техно, совершив при этом маленькую революцию. Спустя два года после этого выступления вышел альбом “Programmed” от проекта Innerzone Orchestra, где помимо Крэйга ещё участвовали Крэйг Таборн (англ. Craig Taborn) и Франческо Мора Катлетт а в записи некоторых треков принимал участие канадский диджей и музыкант Ричи Хотин (англ. Richie Hawtin). В этом проекте Крэйг показал себя человеком с широким музыкальным кругозором — техно, джаз, рэп, соул — все это было смешано в равных пропорциях и на выходе получилась крайне оригинальная работа.

После этого альбома, Крэйг несколько сбавил свою студийную активность, ограничиваясь выпуском диджейских миксов и созданием ремиксов на различных исполнителей. Лишь в 2005 году Крэйг выпустил свой очередной альбом, который получил название The Album Formerly Known As... и был выдержан в эстетике детройтского техно.

В 2008 году Карл Крэйг участвовал в нескольких проектах так или иначе связанных с классической музыкой. 18 октября 2008 года, совместно с пианистом Франческо Тристано и парижским оркестром Les siècles Orchestra в Cité de la Musique представил новую концертную программу, основанную на оркестровых переработках его собственных треков. А 10 октября 2008 года на лейбле Deutsche Grammophon вышла совместная работа с Морицем фон Освальдом (нем. Moritz von Oswald) в серии ReComposed, где были подвергнуты значительной аранжировки работы Мориса Равеля (фр. Joseph Maurice Ravel) «Болеро» и «Испанская рапсодия» а также «Картинок с выставки» Модеста Мусоргского.

Дискография

Альбомы

Как Carl Craig:

Как 69:

Как BFC/ Psyche:

Как Paperclip People:

Как Innerzone Orchestra:

Диджей-миксы

Напишите отзыв о статье "Крэйг, Карл"

Ссылки

  • [www.mixmag.info/?action=PageMaterial&Interview=22944/ Интервью с Карлом Крэйгом]
  • [www.residentadvisor.net/feature-read.aspx?id=877/ Интервью с Карлом Крэйгом для Resident Advisor] на английском языке

Примечания

  1. 1 2 Tim Barr. Carl Craig // Rough Guide to Techno. — 1-е изд. — London: Rough Guides, 2000. — С. 77. — 374 с. — ISBN 1-85828-434-1. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>: название «barr» определено несколько раз для различного содержимого
  2. Dan Sicko. Off To Battle // Techno Rebels. — 1-е изд. — New York: Billboard Books Inc, 1999. — С. 76. — 135 с. — ISBN 0-8230-8428-0.

Отрывок, характеризующий Крэйг, Карл

Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.