Кылдысин
Кылдыси́н — одно из верховных божеств в традиционных верованиях удмуртов, связан с плодородием, Творец. Сокращённая форма имени — Кылчи́н.
Содержание
Мифы
Раньше Кылдысин жил на земле среди людей. Он появлялся в виде старика в белой одежде и ходил по межам, поправляя упавшие колоски. Позже люди настолько расширили поля, что Кылдысину негде стало ходить, кроме того, люди стали красить одежду, поэтому на земле Кылдысин больше не появляется, хотя люди хотели вернуть его обратно.
После распространения христианства образ Кылдысина слился с Богом-Отцом. Появились удмуртские аналоги Богородицы — Кылдӥсь Мумыз («Божья Матерь»), Шунды Мумы («Мать Солнца»), которые до этого видимо представляли женское божество, Богиню-Мать. Некоторые исследователи отмечают связь Кылдысина с образом Матери-прародительницы.
Этимология имени
Слову «Кылдысин» неоднократно пытались дать этимологию. М. Мышкин трактовал слово как образованное от кыл+ис+ин «слово от бога»[1]. Г. Е. Верещагин давал записанную им народную этимологию кыл+дӥсь+ин «являющийся с неба в человеческом виде»[2], но сам допускал образование слова от кылдэм «участь, судьба» и ин «небо»[2]. М. Бух видел в краткой форме Кылчин сочетание кылдӥсь+ин «создатель неба»[3]. Этнограф Б. Г. Гаврилов удмуртскому Кылдысин даёт перевод Творец «на основании вотяцкой поговорки: Инмар кылдэм ке — если бог судил (заповедал, предписал) и на основании глагола кылдыны — творить». Н. Г. Первухин, опираясь на неверный перевод удмуртского кылдыны (якобы «трудиться, заботиться») дает для Кылдисина значения «власть-заботящаяся, владыка-промыслитель»[4]. М. И. Ильин высказал предположение, что теоним возник в результате упрощения выражения Кылдытӥсь Инмар — букв. «творящий, созидающий бог»[5]. В. И. Лыткин, Е. С. Гуляев, Т. Е. Уотила считали, что название божества Кылдысин имеет общепермское происхождение и образовано от слов кылдись («создающий, оплодотворяющий») и инь («жена, женщина, свекровь, самка»)[6]. В. В. Напольских и С. К. Белых пытаются установить параллели между удмуртским Кылдысином и обско-угорской Калтась-эквой[7]. В. С. Чураков с ними не согласен и считает, что изначальной формой для имени Кылдысин могло быть Кылдӥсь Син — «Око Творца», так как по удмуртским верованиям верховный бог живёт на солнце, а само солнце во многих религиях представляется как глаз верховного божества[8].
В. В. Напольских, в свою очередь, поставил под сомнение компетентность В. С. Чуракова в области лингвистики, и высказался об этимологии данного теонима следующим образом:
удм. Кылдысинь (именно так, с мягким знаком, правильно — судя по большинству диалектных вариантов) ← кылдӥсь «определяющий судьбу» (имя деятеля от кылдыны «случиться, выпасть, быть судьбой») + *инь «женщина, мать, бабка» (~ коми диал. инь(ка) / ань ~ удм. аньы «бабка льна» (калька с русского)). Это слово бывшее, видимо, именем древнего женского божества-покровительницы плодородия и деторождения у пермян, было от них заимствовано обскими уграми, которые перевели вторую часть имени, заимствовав трудную для перевода первую: манс. Калтась-эква (эква «женщина, мать»), хант. Калтась-ими (ими «женщина, мать») — одно из имён главной богини обско-угорского пантеона.[9]
Напишите отзыв о статье "Кылдысин"
Примечания
- ↑ Блинов Н. Н. Языческий культ вотяков. Вятка, 1898. С. 73.
- ↑ 1 2 Верещагин Г. Е. Собрание сочинений. Т. II. Ижевск, 1996. С. 91.
- ↑ Buch M. Wotjäken: Eine etnologische Studie. Helsingfors, 1882. S. 129.
- ↑ Первухин Н. Г. Эскизы преданий и быта инородцев Глазовского уезда. Эскиз I. Вятка, 1888. С. 2.
- ↑ Ильин М. И. Разбор слова «Му-Кылчин» // Труды научного общества по изучению Вотского края. Ижевск, 1928. Вып. 5. С. 117.
- ↑ По: Владыкин В. Е. Аграрные культы удмуртов // Ежегодник этнографического музея. Вопросы этнокультуры финно-угров. Т. XXXII: Таллин. Валгус, 1981. С. 148—150.
- ↑ Напольских В. В., Белых С. К. Удмуртский Кылдысин — мансийская Калтась: истоки параллелизма // Культурно-генетические процессы в Западной Сибири. Томск, 1993. С. 172—174.
- ↑ Чураков В. С. Размышления о «вотской вере» (к проблеме удмуртского Олимпа) // Материалы межрегиональной научно-практической конференции «Материальная и духовная культура народов Урала и Поволжья: История и современность». Глазов, 2005. С. 83-84.
- ↑ [forum.molgen.org/index.php/topic,365.msg41024.html#msg41024 Сообщение В. В. Напольских на форуме «Молекулярная генеалогия»]
Ссылки
- [myths.kulichki.ru/enc/item/f00/s18/a001898.shtml Кылдысин] // Мифологический словарь/ Гл. ред. Е. М. Мелетинский. — М.:Советская энциклопедия, 1990. — 672 с.
- Гаранькина О. А. [www.ruthenia.ru/folklore/garankina1.htm «Кылдысин» в удмуртском фольклоре и литературе]
- Чураков В. С. [udmurt.info/library/churakov/olimp.htm Размышления о «вотской вере» (к проблеме удмуртского Олимпа)]
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кылдысин
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.
Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
