Ламанский, Владимир Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Владимирович Ламанский
Место рождения:

Санкт-Петербург

Место смерти:

Шанхай

Научная сфера:

география, геология, этнография

Место работы:

Петербургский политехнический институт Пермский государственный университет Харбинский юридический факультет

Альма-матер:

Санкт-Петербургский университет

Научный руководитель:

Александр Александрович Иностранцев

Влади́мир Влади́мирович Лама́нский (14 (27 - н.ст.) июля 1874, Санкт-Петербург1943, Шанхай) — русский геолог, географ.



Биография

Сын историка-слависта В. И. Ламанского.

В 1896 году, после окончания обучения на естественном отделении физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета был оставлен при кафедре геологии, а через два года, в 1898 году, был назначен сверхштатным хранителем геологического кабинета того же университета.

Еще будучи студентом, совершил поездку на Алтай, побывал в Эстляндской, Петербургской, Тверской и Псковской губерниях, а также в районе Общего Сырта.

Обучаясь в университете, был библиотекарем Русского географического общества, а также выполнял заказные работы от различных ведомств. Так, в 1899 году вместе с В. П. Семеновым составил для Всемирной выставки в Париже (1900) серию карт по физической географии и этнографии Сибири и Туркестана. Карты были удостоены золотой медали (выставлены в Сибирском отделе выставки).

Принимал деятельное участие в большой статистико-географической работе Министерства торговли — «Торговля и промышленность Европейской России по районам».

В 1902 году выдержал магистерский экзамен и был командирован министерством финансов за границу. Занимался в Вене у профессора А. Пенка (география), у Ю. Ханна (метеорология и климатология), у Гартля (геодезия и картография).

Осенью 1902 года был приглашен во вновь открывшийся в Петербурге политехнический институт доцентом по кафедре географии, читал курс физической географии и общего земледелия (19021906).

В 1906 году защитил магистерскую диссертацию, в 1906—1909 году служил коммерческим агентом КВЖД и участвовал в большой военной экспедиции по Хингану, Монголии и Уссурийскому краю[1].

В апреле 1909 года стал временным заместителем финансового агента при Императорской российской миссии в Китае[1]. В 1910—1911 годах сменил много должностей — был начальником экономических изысканий по шлюзованию Тобола и Туры, делопроизводителем[1].

В 1916-1917 годах работал в качестве приват-доцента Петроградского университета.

Совместно с А. В. Нечаевым перевёл и снабдил дополнениями по геологии России «Историю земли» Неймайра, а также напечатал несколько мелких статей и заметок в «Протоколах Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей», «Известиях Императорского русского географического общества», «Живой старине», «Ежегоднике по геологии и минералогии России» и в «Энциклопедическом Словаре» Брокгауза и Ефрона.

В 1917 году переехал в Пермь, возглавил совет Пермского научно-промышленного музея.

Член Пермской ученой архивной комиссии (с 10 декабря 1917 года). В январе 1918 года В. В. Ламанский выступил с планом реорганизации культурных учреждений г. Перми, согласно которому книжные фонды города предлагалось сосредоточить в одном месте: в «областной научной библиотеке», а научные кадры объединить в «Пермскую научную ассоциацию по изучению местного края». Эта инициатива нашла поддержку со стороны руководства Пермской ученой архивной комиссии.

В апреле 1918 году избран исполняющим должность профессора по кафедре географии и этнографии физико-математического факультета Пермского университета, заведовал географическим кабинетом университета, был членом комиссии по изданию трудов ПГУ, секретарем физико-математического факультета. Его научная деятельность сосредоточилась на научных проблемах на кафедре географии и этнографии.

К 1918 г. им было опубликовано более 25 работ, в которых отражены его научные интересы как специалиста в области антропогеографии и этнографии, физгеографии, коммерческой и экономической географии.

С приходом белых между В. В. Ламанским и новым руководством ученой архивной комиссии и совета музея возникли споры относительно централизации библиотек, которые вылились в оживленную дискуссию на страницах газеты «Свободная Пермь» (№ 45, 47, 50, 51, 57 за 1919 г.). Один из результатов этой дискуссии — работа «К вопросу о провинциальных научных учреждениях, библиотеках и музеях» (Пермь, 1918), в которой был изложен план реорганизации культурных учреждений Перми.

В декабре 1919 года, получив командировку за свой счет на Дальний Восток, выехал из Перми, эмигрировал и обосновался в г. Харбине (Китай), где работал профессором Харбинского юридического факультета, преподавал русский язык в старших классах «русской» школы. В 1920—1930 годах работал на КВЖД[2]. В 1931 г. переехал в Шанхай, где преподавал географию и русский язык во Французской муниципальной школе «Реми».

Умер в Шанхае в 1943 году.

Избранные работы

  • Исследования в области Балтийско-Ладожского глинта летом 1900 г. // Известия Геологического комитета, т. ХХ, 1901.
  • Известия Геологического комитета, т. XX, 1901).
  • Древнейшие слои силурийских отложений России («Труды Геологического комитета», новая серия, вып. 20, СПб., 1905, магистерская диссертация).
  • Опыт народного почвенного словаря (?)
  • К вопросу о провинциальных научных учреждениях, библиотеках и музеях" (Пермь, 1918)

Источники

  1. 1 2 3 Кротова М. В. СССР и российская эмиграция в Маньчжурии (1920-е — 1950-е гг.). Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук. — СПб., 2014. — С. 508. Режим доступа: www.spbiiran.nw.ru/предзащита-9/
  2. Кротова М. В. СССР и российская эмиграция в Маньчжурии (1920-е — 1950-е гг.). Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук. — СПб., 2014. — С. 508—509. Режим доступа: www.spbiiran.nw.ru/предзащита-9/

Напишите отзыв о статье "Ламанский, Владимир Владимирович"

Отрывок, характеризующий Ламанский, Владимир Владимирович

– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.