Леонид (Сенцов)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Архимандрит Леонид<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме
16 апреля 1903 — 10 ноября 1918
Церковь: Русская православная церковь
Предшественник: Александр (Головин)
Преемник: Мелетий (Розов) и. о.
 
Образование: Московское высшее техническое училище,
Московская духовная академия
Имя при рождении: Михаил Иванович Сенцов
Рождение: 1868(1868)
Рязань
Смерть: 10 ноября 1918(1918-11-10)
Москва

Архимандрит Леонид (в миру Михаил Иванович Сенцов[1]; 1868[2], Рязань — 10 ноября 1918, Москва) — архимандрит Русской православной церкви, начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме.



Биография

Родился в Рязани в купеческой семье. В Рязани же он окончил светское среднее образование, а затем поступил в Московское высшее техническое училище, по окончании которого в 1898 году поступил в Московскую духовную академию, которую окончил в 1902 году со степенью магистранта.

Во время прохождения курса в академии пострижен в монашество с наречением имени Леонид, затем вскоре рукоположен во иеродиакона и иеромонаха.

По окончании академии в 1902 году был назначен смотрителем Заиконоспасского духовного училища в Москве.

16 апреля 1903 года назначен начальником Русской духовной миссии в Иерусалиме с возведением в сан архимандрита. Чин возведения совершил митрополит Московский Владимир (Богоявленский) в храме Христа Спасителя.

4 июня того же года архимандрит Леонид прибыл в Иерусалим.

При нем в 1907 году было начато строительство храма в честь святых праотцев на русском участке в Хевроне, в 1908 году приобретен участок на горе Кармил в Хайфе, где в 1913 году была освящена церковь в честь святого пророка Илии. В 1908 году архимандритом Леонидом был приобретён большой участок земли на побережье Галилейского моря с источником святой Марии Магдалины. Кроме этого, приобретались участки в Кане Галилейской, Назарете и других уголках Святой Земли. В 1910 году в Горненском монастыре началось сооружение собора, которое было прервано Первой мировой войной.

При архимандрите Леониде на русских участках продолжались археологические исследования. В Бет-Захарии, расположенном между Иерусалимом и Хевроном, были обнаружены развалины крупного христианского монастыря IV—V веков и раннехристианские катакомбы, в которых во время гонений собирались верующие для совместной молитвы. В русском участке в евангельской Тивериаде были обнаружены остатки городской набережной с колоннами, датируемые римским периодом.

В декабре 1914 года турецкие власти в Палестине распорядились всему русскому мужскому населению покинуть Святую Землю и выехать в Александрию. Начальник Миссии архимандрит Леонид (Сенцов), весь состав Миссии и старшие сёстры обителей были высланы из Палестины. Храмы были закрыты, а помещения Миссии, монастыри и паломнические приюты были заняты турецкими войсками[3].

В 1917 году отозван в Россию на Всероссийский поместный Собор, где он принимает участие в обсуждении многих вопросов миссионерского характера, и в особенности, тем, связанных с Русской духовной миссией в Иерусалиме.

Осенью 1918 года он заболел и 10 ноября того же года — скончался.

Напишите отзыв о статье "Леонид (Сенцов)"

Примечания

  1. ricolor.org/russia/ippo/palomnishestvo/3_03_09/ В. И. Протопопов. «Прежде и теперь. Из быта русских паломников в Палестине». Казань 1913 г.
  2. [www.bogoslov.ru/text/1383294.html Погребенный у ног дорогого старца Антонина]
  3. Монах Вениамин (Гомартели). [russned.ru/istoriya/letopis-cerkovnyh-sobytii.-1919-god Летопись церковных событий, 1919 г.]

Ссылки

  • Архимандрит Никодим (Ротов). [palomnic.org/rdm/ak/glava4/ «История Русской Духовной Миссии в Иерусалиме». Глава IV. Русская Духовная Миссия от смерти отца Антонина до войны 1914 года]
  • Архимандрит Тихон (Зайцев), игумен Феофан (Лукьянов). [www.rusdm.ru/history.php?item=8 Краткая история и деятельность Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Журнал «Православный паломник» № 5(36), 2007 г.]
  • Павел Платонов. [ricolor.org/russia/7/10/ «К 100-летию основания Елеонского женского монастыря в Иерусалиме»]

Отрывок, характеризующий Леонид (Сенцов)

Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.