Ликская обсерватория

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ликская обсерватория
Оригинал названия

Lick Observatory

Тип

астрономическая обсерватория

Код

662 ([newton.dm.unipi.it/neodys/index.php?pc=2.1.2&o=662&ab=0 наблюдения])

Расположение

гора Гамильтона, США

Координаты
Высота

1283 м.

Погода

300 ясных ночей в году

Дата открытия

1887 год

Сайт:

[mthamilton.ucolick.org/ Официальный сайт]

Инструменты:
Телескоп-рефлектор им. Дональда Шейна

3 м.

Телескоп-рефрактор им. Джеймса Лика

91 см.

Katzman Automatic Imaging Telescope

76 см, рефлектор

Anna L. Nickel telescope

1 м, рефлектор

Crossley telescope

90 см, рефлектор

Carnegie telescope

50,8 см, двойной рефрактор

Ликская астрономическая обсерватория (англ. Lick Observatory) расположена на склоне горы Гамильтон на высоте 1283 метра, в 46 километрах от города Сан-Хосе, Калифорния, США. Обсерватория принадлежит Калифорнийскому университету в Санта-Крузе.





История

Ликская обсерватория — была одной из первых горных обсерваторий.

Обсерватория была построена в период с 1876 по 1887 годы, на средства, завещанные миллионером Джеймсом Ликом (англ. James Lick). В 1887 году тело Лика было похоронено на том месте, где планировалось поставить телескоп. Медная табличка, установленная на этом месте гласит: «Здесь находится тело Джеймса Лика».

Прежде, чем было начато строительство обсерватории, была построена дорога. Все строительные материалы должны были быть доставлены к участку лошадьми и запряженными в повозки мулами, которые не могли преодолевать крутые подъемы. Вследствие этого, наклон дороги не мог превышать 6,5°, и дорога получилась очень извилистой. Эта дорога действует и в настоящее время. По традиции утверждается, что у этой дороги есть ровно 365 поворотов. Во время снегопадов дорогу перекрывают.

36 дюймовый (91,44 см) телескоп-рефрактор, установленный в обсерватории, был самым большим телескопом на Земле, начиная с момента открытия (3 января 1888 года) и вплоть до постройки Йеркской обсерватория в 1897 году. Первым директором обсерватории был Эдвард Синглтон Холден.

Местоположение обсерватории обеспечило превосходные условия наблюдения; к тому же, вечерний воздух наверху горы Гамильтона чрезвычайно спокоен, и вершина горы обычно располагается выше уровня облачного покрова, который часто бывает в области Сан-Хосе.

Директора

Известные сотрудники

См. также

Напишите отзыв о статье "Ликская обсерватория"

Литература

  • Vasilevskis, S. and Osterbrock, D. E. (1989) «Charles Donald Shane» Biographical Memoirs, Volume 58 pp. 489—512, National Academy of Sciences, Washington, DC, ISBN 0-309-03938-X

Ссылки


Отрывок, характеризующий Ликская обсерватория

Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.