Лодий, Зоя Петровна

Зоя Петровна Лодий
Место рождения	Тифлис
Место смерти	Ленинград
Профессии	певица, музыкальный педагог

Зоя Петровна Лодий (18 (30) июня 1886, Тифлис — 24 декабря 1957, Ленинград; похоронена в Москве) — российская певица (лирическое сопрано). Прославилась как одна из лучших камерных певиц своего времени. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1957).

Биография

Отец — известный певец Лодий, Петр Андреевич, мать пианистка Е. М. Лодий-Елисеева. Дедушка по отцу — известный певец Лодий, Андрей Петрович.

Начала обучаться пению под руководством отца. Совершенствовалась в вокальном искусстве у И.Тартакова, брала также уроки у А. Жеребцовой-Андреевой, в 1908 — в Италии у В. Ванзо; в 1909 окончила Петербургскую консерваторию по классу Н. А. Ирецкой. Начала концертировать в 1906, в 1910 выступала в Ницце и Париже, затем в России. Выступала в Петербурге в составе первого петербургского Камерного кружка под руководством В. Каратыгина. После революции участвовала в концертах для красноармейцев и рабочих, много гастролировала, в том числе за рубежом.

Составляла программы для выступлений, посвященные творчеству композиторов — Ф. Шуберта (циклы «Прекрасная мельничиха» и «Любовь поэта»), Л. Бетховена (цикл «К далёкой возлюбленной»), М. Мусоргского («Детская»). В репертуаре певицы были представлены произведения разных композиторов: А. Алябьев, А. Гурилев, П. Булахов, А. Варламов, М. Глинка, А. Даргомыжский, П. Чайковский, А. Аренский, С. Рахманинов, И. Стравинский; И. С. Бах, Г. Ф. Гендель, Г. Перселл, Дж. Перголези, В. А. Моцарт, Дж. Россини, И. Брамс, Э. Григ, Я. Сибелиус. Исполняла романс, написанный её дедом А. Лодием «Где вы, счастливые дни». Критик Ю. Энгель писал про неё: «Это — одна из тех артисток, которые умеют не только вызвать к бытию потенциальную жизнь песни, но и претворить её в своем личном воссоздании до чего-то неповторяемо индивидуального, до паки творчества» (цитируется по: [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/73025/%D0%9B%D0%BE%D0%B4%D0%B8%D0%B9, Словари и энциклопедии на Академике]).

В 1929—1935 преподавала в Московской, в 1932—1957 — в Ленинградской консерваториях (с 1939 профессор). В годы Великой Отечественной войны в осажденном Ленинграде выступала перед бойцами. Среди учеников: Л. Борисова-Морозова, О. Павлищева, Т. Салтыкова, Е. Тропина, А. Халилеева, И. Алексеев, Н. Бутягин, Н. Гришанов, П. Киричек, А. Малюта, Э. Хиль.

Литература

• Зоя Лодий. (К 50-летию артистической и педагогической деятельности). Л., 1956
• Салтыкова Т. С. З. П. Лодий и камерная музыка: К 75-летию со дня рождения//Муз. кадры (Л.). 1961. № 10
• Салтыкова Т. С. Зоя Лодий. — В кн.: Ленинградская консерватория в воспоминаниях. 1862—1962. Л., 1962. С. 343—346
• Гозенпуд А. А. Русский оперный театр XIX века. 1873—1889. Л., 1973
• Отечественные певцы. 1750—1917: Словарь / Пружанский А. М. — 1-е изд.. — М.: Советский композитор, 1991. — Т. 1. — С. 287 — 288.

Ссылки

• [slovari.yandex.ru/dict/agin/%D0%9B/3?q= Вокально-энциклопедический словарь](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2874 дня))
• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/73025/%D0%9B%D0%BE%D0%B4%D0%B8%D0%B9, Словари и энциклопедии на Академике]

Отрывок, характеризующий Лодий, Зоя Петровна

Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…