Луганский округ

Луганский округ
Луганська округа

Страна	СССР
Статус	округ
Входит в	Украинская ССР
Административный центр	Луганск
Дата образования	1923—1930
Официальный язык	русский, украинский
Население (1926)	613,7 тыс. человек
Площадь	10 442 км²

Луга́нский о́круг — административно-территориальная единица Украинской ССР, существовавшая с марта 1923 по сентябрь 1930 годов.

Административный центр — город Луганск. Площадь территории округа — 10 442 км².

История

Округ образован 7 марта 1923 года в составе Донецкой губернии.

1 октября 1925 года года все губернии на территории УССР были упразднены и округ перешёл в прямое подчинение Украинской ССР.

Округ упразднён 2 сентября 1930 года, как и все округа УССР. Районы бывшего Луганского округа переданы в прямое подчинение Украинской ССР.

Административное деление

В 1924—1925 годах произошла некоторая реорганизация округа: в конце 1924 года к Луганскому округу из Шахтинского округа (РСФСР) были присоединены два района — Луганско-Станичный и Сорокинский, которые в основном были населены казачеством.

Весной 1925 года началось слияние Шараповского района с Ровенецким и Городищенского с Алчевским. Это слияние районов было завершено к августу того же года.

По данным на 1926 год, округ делился на 12 районов: Алчевский, Дмитриевский, Каменно-Бродский, Красно-Лучский, Лозово-Павловский, Новосветловский, Петропавловский, Ровенецкий, Славяносербский, Сорокинский, Луганско-Станичный и Успенский район.

Типы населённых пунктов

• город — один: Луганск;
• посёлков городского типа — три: Алчевск, Красный Луч, Лозовая-Павловка;
• сельских населённых пунктов — 679 (со 159-ю сельсоветами).

Население

По данным переписи, состоявшейся в декабре 1926 года, численность населения Луганского округа составляла 613,7 тысяч человек. В том числе: украинцы — 51,7 %, русские — 42,8 %, евреи — 1,7 %, немцы — 1,2 %.

По состоянию на 1 января 1928 года в округе проживало: евреев — 10 000 чел., немцев — 7 708 чел., татар — 5 320 чел., белорусов — 2 920 чел., поляков — 1 865 чел., молдаван — 1 513 чел., армян — 996 чел., греков — 431 чел., всего других национальностей — 2 932 чел.

По сравнению с предыдущей переписью, проходившей в 1923 году, численность населения округа увеличилась на 40 %.

По предварительным данным переписи, опубликованным в прессе в конце января 1927 года, в Лозово-Павловском районе проживало 98 562 чел. (+72,5 %), Красно-Лучском — 82 837 чел. (+62,0 %), Ровенецком — 64 812 чел. (+72,1 %), Алчевском — 55 974 чел. (+33,6 %), Дмитриевском — 42 910 чел. (+45,2 %), Славяносербском — 33 517 чел. (+6,8 %), Успенском — 32 538 чел. (+6,3 %), Сорокинском — 31 280 чел. (+62,4 %), Луганско-Станичном — 30 023 чел. (+10,9 %), Петровском — 28 703 чел. (+0,6 %), Новосветловском — 23 772 чел. (-5,5 %), Каменно-Бродском — 17 335 чел. (+16,9 %).

В Лозово-Павловском, Ровенецком, Сорокинском, Красно-Лучском, Дмитриевском, Алчевском и Каменно-Бродском районах прирост населения осуществлялся, в основном, за счёт притока рабочей силы, а в Петровском и Новосветловском районах на прирост населения повлиял значительный отток рабочих рук в промышленные районы округа.

Детская смертность

За три года (1925—1927) в округе умерло 10 445 детей в возрасте до 1 года. В среднем, на 100 родившихся умирало 14 детей. В некоторых сельских районах, таких как, например, Петровском, смертность была выше и достигала 19 детей на 100 родившихся.

По данным на 1917 год — на 100 родившихся детей умирало 26.

Другие сведения

В 1926 году в округе родилось 13 906 человек, умерло — 7 238, зарегистрировано браков — 6 854.

Служителей религиозных культов всех конфессий — 296 человек (по состоянию на 1 января 1927 года).

Экономика

Угольная отрасль

Все шахты Луганского округа входили в состав треста «Донуголь». В 1927 году в Луганском округе было 12 рудоуправлений: Краснодонское, Брянское, Снежнянское, Боковское, Боково-Хрустальское, Должанское, Голубовское, Кадиевское, имени Парижской коммуны, Первомайское, Сорокинское, Ровенецкое.

По состоянию на 1923 год было механизировано 4-5 % всей добычи угля, в 1927 году механизация на шахтах составляла — 20-30 %. Благодаря режиму экономии и механизации себестоимость одной тонны добываемого угля к 1927 году была снижена и составляла 9 рублей 50 копеек. В среднем, на всех шахтах Луганского округа добывалось 42,4 % от всего объёма добываемого угля на Донбассе.

Преступность

В 1925 году в Луганском округе совершено всего 9 654 преступления, из которых было раскрыто — 5 404, в том числе: краж со взломом — 302 (раскрыто 148), грабежей и разбоев — 157 (раскрыто 75), убийств — 66 (раскрыто 46).

В 1926 году совершено 8 397 преступлений (раскрыто 6 133), в том числе: краж со взломом — 271 (раскрыто 110), грабежей и разбоев — 101 (раскрыто 56), убийств — 64 (раскрыто 43).

В 1926 году на территории округа осуждено за различные преступления всего — 6 572 человека.

Актуальной для милиции округа являлась борьба с хулиганством (в крупных населённых пунктах) и конокрадством (в сельской местности).

По состоянию на 1 января 1927 года стаж 2 года и более был у 28,0 % милиционеров, от 1 до 2 лет — у 34,4 %, менее года — у 37,6 %. Из-за низкой ставки заработной платы, которая сначала составляла 18 рублей, в милиции Луганского округа была большая текучесть кадров. В середине 1920-х годов ставка милиционера была увеличена до 28 рублей, а с февраля 1927 года она уже составляла 35 рублей в Луганске и 30 рублей в округе. Кроме того, Луганский окружной исполком нашёл возможность изыскать дополнительные средства в размере 15 тысяч рублей ежегодно, чтобы установить всем милиционерам 10-процентную надбавку к окладу за ненормированный рабочий день. Такая надбавка стала начисляться с 1 октября 1926 года.

К концу 1927 года в питомнике собак-ищеек Луганской окружной милиции имелось 6 взрослых породистых собак и 5 щенят, а также 3 волка и 3 лисицы для скрещивания. В течение 1927 года из питомника для работы в районы округа было отправлено 3 собаки-ищейки.

Украинизация

Украинизация на территории Луганского округа, как и на всей территории Украинской ССР, началась после принятия постановления ВУЦИК и Совнаркома УССР «О мерах обеспечения равноправия языков и о содействии развитию украинского языка» от 1 августа 1923 года. Вначале она проходила в округе довольно формально, без особых успехов, и активизировалась только после выхода дополнительного постановления ВУЦИК и СНК УССР от 30 апреля 1925 года «О мерах по срочному проведению полной украинизации советского аппарата».

По состоянию на август 1923 года в Луганском округе числилось 43 учителя, которые могли вести преподавание на украинском языке, из них 9 человек работали непосредственно в Луганске. Украинских школ в Луганском округе было только две: в Славяносербске и Ново-Григорьевке Славяносербского района.

Вопросом украинизации занималась созданная Окружная комиссия по украинизации, а также аналогичные комиссии, организованные в каждом районе округа.

По состоянию на 1 января 1924 года было украинизировано полностью 10 школ и ещё 8 частично. В этих 18-ти школах обучалось 1 876 детей. На 1 января 1925 года было полностью украинизировано 24 школы и ещё 25 школ частично. В этих 49-ти школах обучалось 6 000 детей и было 120 учителей, которые вели уроки на украинском языке.

Среди рабочих, а также работников и служащих госучреждений, преобладали русские, а также русифицированные украинцы, в связи с чем, украинизация в округе проходила медленно из-за неблагоприятного отношения к ней общественности, непонимания большей частью населения политики партии в отношении украинизации. Среди рабочих доля украинцев, говорящих на родном для них языке, в среднем по округу составляла 17 %, доля ответственных работников в учреждениях и организациях, которые знали украинский язык в среднем по округу составлял — 36 %, технических работников — 35 %. Если брать только сельскую местность, то доля ответственных работников-украинцев в учреждениях и организациях составляла — 69 %, технических работников — 63 %. Согласно переписи населения, проведённой в декабре 1926 года, доля украинцев, живущих в округе, составляла 55 %.

С осени 1926 года, по программе Народного комиссариата просвещения УССР, в Луганске и ряде районов Луганского округа были организованы трёхмесячные государственные курсы по изучению украинского языка для плохо знающих украинский язык и пятимесячные курсы для лиц, которые вообще не знали украинского языка. Эти курсы в 1926—1927 годах прошли около 5 тысяч человек.

С 1926 года Окружная комиссия по украинизации, совместно с представителями профсоюзов, приступила к проверке знаний украинского языка среди служащих госучреждений округа, в ходе которой проверялись устные знания правил грамматики и правописания, знание разговорной украинской речи и проводился один из видов письменной работы по выбору проверяемого — сочинение на украинском языке, перевод с русского языка заготовленного текста или диктант.

Все служащие госучреждений, которых на территории округа было порядка 18 тысяч человек, были условно разделены на три категории:

• 1-я категория — хорошее владение украинским языком,
• 2-я категория — удовлетворительное владение украинским языком,
• 3-я категория — не удовлетворительное владение украинским языком.

После проверки служащим вручалось соответствующие удостоверение с указанием категории. Служащие, зачисленные при проверке во 2-ю и 3-ю категории, подлежали повторной проверке. Но, учитывая большие трудности с украинизацией, основной упор делался на снижение процента служащих 3-й категории.

В 1926 году выборочно был проверен ряд учреждений, в которых проверкой охватили 1 456 человек. К 1-й категории было отнесено 123 человека, ко 2-й категории — 375 человек и к 3-й категории — 224 человека. Остальных сразу автоматически зачислили в 3-ю категорию, так как они не знали украинского языка и не проходили курсы по его изучению.

При проверке райисполкомов округа было установлено, что переписка на украинском языке велась в 50 % из них, а сельсоветы только приступили к переходу на украинский язык.

23 января 1927 года состоялась XII окружная партийная конференция, на которой, в том числе, рассматривалось и состояние процесса украинизации, имеющиеся трудности и пути их преодоления.

В течение 1927 года была осуществлена проверка 11-ти учреждений, 2-х райисполкомов, 3-х рудоуправлений. Проверкой было охвачено около трёх тысяч работающих в них человек. По её итогам было установлено, что переписка на украинском языке ведётся в 80 % учреждений, в 65 % райисполкомов и в 20 % рудоуправлений, при том, что русский язык остаётся разговорным для служащих практически в 100 % организаций. При составлении деловых бумаг на украинском языке очень много работников прибегают к помощи словаря. Среди проверенных трёх тысяч служащих государственных учреждений и предприятий к 1-й категории было отнесено 23 %, ко 2-й категории — 51 %, к 3-й категории — 26 %. По результатам этой проверки, за незнание украинского языка было уволено 15 служащих.

К сентябрю 1927 года начальное образование для украинского населения на территории Луганского округа осуществлялось полностью на родном для них языке — украинском, таких школ было 61. Также украинский язык изучался ещё в 147 школах, а в вузах значительная часть дисциплин преподавалась на украинском языке.

С 1927 года начато выправление русских текстов на вывесках, штампах, печатях госучреждений. В течение 1927 года было сделано более одной тысячи таких правок.

2 декабря 1927 года на заседании Президиума Луганского окружного исполкома рассматривался доклад Окружной комиссии по украинизации о результатах этого процесса в округе. Было отмечено, что ещё значительная часть учреждений и предприятий не выполняет в полном объёме директив. Вопреки запрету имеют место неединичные случаи приёма на госслужбу сотрудников, не владеющих украинским языком; в учреждениях нет в достаточном количестве русско-украинских словарей; в библиотеках слабо представлена художественная и политическая литература на украинском языке. С целью улучшения положения Президиумом окрисполкома был утверждён план дальнейшей работы Окружной комиссии по украинизации. В частности, непосредственно при крупных учреждениях Луганска в конце 1927 года было создано 16 кружков по изучению украинского языка (в дополнение к уже открытым государственным курсам); окружной типографии запрещено печатать на русском языке различные канцелярские бланки, заказ на которые поступает в типографию без предварительного разрешения Окрлита; указано руководителям всех учреждений, организаций и предприятий на необходимость строго придерживаться законности, вести делопроизводство только на украинском языке и не принимать на роботу тех, кто не владеет хорошо украинским языком; усилена ответственность за нарушение постановлений об украинизации. Инспектуре народного образования предложено обратить внимание на качество преподавания украинского языка. (93.73.228.150 21:56, 6 марта 2015 (UTC))

Ссылки

• [www.knowbysight.info/1_ukra/04627.asp Луганский округ]
• [maps.southklad.ru/forum/viewtopic.php?f=6&t=494 Схематическая карта Луганского округа 1928 года.] // maps.southklad.ru

Отрывок, характеризующий Луганский округ

Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.