Людвиковский, Вадим Николаевич

Вадим Людвиковский
Дата рождения	23 апреля 1925(1925-04-23)
Место рождения	Курск, СССР
Дата смерти	10 декабря 1995(1995-12-10) (70 лет)
Место смерти	Москва, Россия
Страна	СССР СССР
Профессии	дирижёр, композитор
Жанры	джаз, свинг
Коллективы	концертный эстрадный оркестр Гостелерадио СССР
Награды

Вади́м Никола́евич Людвико́вский (23 апреля 1925, Курск — 10 декабря 1995, Москва) — джазовый дирижёр, композитор, аранжировщик. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации (1995).

Людвиковский приобрёл международную известность как один из наиболее прогрессивных бэндлидеров Советского Союза, популяризаторов свинга и оркестровой джазовой музыки в СССР.

Биография

Рос в семье музыканта-дирижера, руководителя военного ансамбля. Играл с 4-х лет, в 5 лет начал сочинять музыку. В 8-летнем возрасте играл на рояле, кларнете, гобое. В 1941 году он окончил Курское музыкальное училище. Впоследствии, в 1949—1953 годах Людвиковский учился в Ленинградской консерватории по классу композиции у В. Пушкова.

С 1943 года — на фронте, выступал с ансамблем Минского военного округа, делал для него свои первые аранжировки. Карьера дирижёра началась в конце войны в Государственном джаз-оркестре Белоруссии, которым руководил основоположник белорусского джаза, один из пионеров свинга в СССР Эдди Рознер. Оркестр стал хорошей школой профессионального мастерства для молодого музыканта, а с Рознером оказались связаны многие дальнейшие эпизоды судьбы Людвиковского.

После ареста Рознера в 1946 году и роспуска Госджаза Белоруссии в 1947 году — Людвиковский был приглашён в Государственный эстрадный оркестр РСФСР под руководством Л. Утесова, где работал в 1948—1958 годах в качестве музыкального руководителя, дирижёра и пианиста. Он иструментовал программы-обозрения «От всего сердца» (1949), «И в шутку, и всерьез» (1953), «Серебряная свадьба» (1954), «Только для друзей» (1956), «Песня — наш спутник» (1958). Людвиковский старался модернизировать звучание утесовского коллектива, приблизить его к джазу насколько возможно. Такие эксперименты не всегда встречали понимание и адекватную поддержку руководителя оркестра. Однако Людвиковскому удалось подготовить две беспрецедентные по тем временам премьеры: инструментальную джазовую программу для 1-го Московского варьете (1955, гостиница «Советская») и исполнение Концерта для кларнета и джаз-оркестра Арти Шоу.

В середине 1950-х годов Людвиковский выступил инициатором записей программ отечественной легкой и танцевальной музыки на Всесоюзном радио, привлекая для этого таких композиторов, как Андрей Эшпай, Арно Бабаджанян, Игорь Якушенко, Андрей Петров. В своих аранжировках, впечатлявших монументальным, динамичным и полнозвучным стилем, Людвиковский ориентировался на свинговые и симфоджазовые идиомы. Легендарными стали концерты и записи, во время которых Людвиковский-дирижер аккомпанировал Гарри Гольди — первому исполнителю джазовых стандартов в СССР на языке оригинала, Николаю Щукину («Вернись»), Ружене Сикоре («Здравствуй, весна»), Капитолине Лазаренко («Песня Наташи»), Нине Дорде («Майское утро»), Людмиле Гурченко («Пойми»), Владимиру Трошину («Почему, отчего»), Александре Коваленко и др. Большую популярность получила также аранжировка пьесы Джо Бишопа «Голубой прелюд», сделанная Людвиковским для новых программ московского оркестра Эдди Рознера. Людвиковский проявил себя как первоклассный дирижер и аранжировщик, пропагандируя в эти годы, наряду с Рознером, традиционный оркестровый джаз и близкую джазу эстрадную музыку.

В 1966—1972 годах Людвиковский — художественный руководитель и дирижёр Концертного эстрадного оркестра Гостелерадио, ставшего одним из наиболее выдающихся явлений биг-бэндовой сцены в СССР конца 1960-х годов. Костяк оркестра составили молодые музыканты, большая часть которых впервые заявила о себе в 1950-х годах в джаз-оркестрах Ю. Саульского, И. Вайнштейна, РЭО, успела поработать с Олегом Леонидовичем Лундстремом и Эдди Рознером. Среди них были блестящие джазовые солисты: саксофонисты и аранжировщики Георгий Гаранян, Геннадий Гольштейн, Алексей Зубов, Виталий Долгов, трубачи Константин Носов, Герман Лукьянов, Владимир Чижик, тромбонист Константин Бахолдин, пианист Борис Фрумкин, ударник Александр Гореткин, басист Адольф Сатановский, а также другие первоклассные сайдмены — Леон Черняк (бас-тромбон), Георгий Албегов (саксофон), Виктор Мотов (тромбон). Многие пробовали свои силы в области композиции. Оркестр обращал на себя внимание высочайшей исполнительской культурой, глубоким знанием джазового языка, был творческой лабораторией, записал на пластинки произведения многих мастеров советского джаза, гастролировал по стране и за рубежом, выступал на джазовых фестивалях в Москве (1966, 1967), Праге (1967), Варшаве (1968), участвовал в озвучании фильма «Джентльмены удачи» и цикла телепередач «Кабачок 13 стульев», музыка в исполнении оркестра использовалась в саундтреках первых серий мультфильма «Ну, погоди!», а также в звуковом оформлении сатирической грампластинки «Весёлые гости».

В 1972 году Людвиковский дирижировал в Праге джаз-оркестром Чехословацкого радио и записал пластинку инструментальной музыки отечественных авторов.

В начале 1970-х годов для больших джазовых (эстрадных) оркестров в Советском Союзе вновь настали сложные времена. Ряд известных коллективов был под разными предлогами расформирован или перепрофилирован. В январе 1973 года биг-бэнд, которым руководил Людвиковский в Москве, был распущен приказом руководства Гостелерадио, сам Людвиковский уволен. Тогда же Эдди Рознер покинул Советский Союз (вернулся в Германию). Из остатков оркестра Вадима Людвиковского был собран ансамбль «Мелодия» (руководители в разное время — В. Чижик, Г. Гаранян, Б. Фрумкин) при одноименной звукозаписывающей фирме.

В декабре 1995 года Вадима Николаевича Людвиковского нашли замерзшим на одной из московских улиц. Кремирован, прах (по завещанию Людвиковского) развеян над Москвой.

Творчество

Людвиковский создал много самобытных сочинений, которые исполнялись и записывались на пластинки отечественными и иностранными оркестрами и исполнителями. Его композиции отличаются конкретностью, завершенностью, программностью. Писал также песни, музыку для театра и кино.

Инструментальные пьесы:

• Цветы для москвичей
• Знойный полдень
• День рождения оркестра
• Акварель
• Я спешу
• Прелюд cis-moll
• Лирическая фантазия
• Веселый карнавал
• Беспокойные тромбоны
• Хоровод
• Это твой вальс
• Весёлый вечер

Песни:

• Майское утро (сл. В. Драгунского, 1957),
• Не пришла еще весна (сл. Г. Регистана, 1957),
• Новый год (сл. Б. Брянского, 1959),
• Солнцу навстречу (сл. А. Досталя, 1960),
• Не сердись (сл. А. Досталя, 1967),
• Солнце в окне (сл. В. Орлова, 1968).

Фильмография

Украли Старого Тоомаса

Ссылки

• Баташев, А. Мастер биг-бэнда / Музыкальная жизнь. — 1989. — № 6. [nashenasledie.livejournal.com/121134.html / Сокращённый вариант+ фото из личного архива]
• Бродская, Н. Хулиганка. — М.: Издательское бюро Арнольда Фирта , 2005. — 127 с — ISBN 5-9688-0004-6.
• Драгилёв, Д. [www.ozon.ru/context/detail/id/3827878/ Лабиринты русского танго]. — СПб.: Алетейя, 2008. — 168 с — ISBN 978-5-91419-021-4
• Драгилёв, Д. Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна! — Нижний Новгород: ДЕКОМ, 2011. — 360 с., иллюстративные вклейки, подарочный CD, — ISBN 978-5-89533-236-82.

Отрывок, характеризующий Людвиковский, Вадим Николаевич

Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».