Лундстрем, Олег Леонидович

Олег Лундстрем
Основная информация
Полное имя	Олег Леонидович Лундстрем
Дата рождения	2 апреля 1916(1916-04-02)
Место рождения	Чита, Забайкальская область, Российская империя
Дата смерти	14 октября 2005(2005-10-14) (89 лет)
Место смерти	Валентиновка, Московская область, Россия
Страна	СССР СССР → Россия Россия
Профессии	композитор, дирижёр
Жанры	джаз
Коллективы	Оркестр Олега Лундстрема
Награды

Оле́г Леони́дович Лу́ндстрем (2 апреля 1916, Чита — 14 октября 2005, Валентиновка, Московская область) — советский и российский джазмен, композитор и дирижёр. Создатель и руководитель оркестра. Заслуженный артист РСФСР (1973), народный артист РСФСР (1984). Лауреат Государственной премии Российской Федерации (1998).

Биография

Прадед Франц Лундстрем (швед. Franz Lundström) приехал из Швеции, дед заведовал лесным хозяйством в Забайкалье. Отец — Леонид Францевич Лундстрем, преподаватель гимназии, возглавлял отдел культуры в ГД Дальневосточной республики, в 1921 году был приглашён на работу преподавателем коммерческого училища КВЖД и с семьёй переехал в Харбин. Брат — Игорь Леонидович Лундстрем, музыкант (тенор-саксофон), солист оркестра.

1932 — Олег Лундстрем окончил коммерческое училище и поступил в Харбинский политехнический институт, а параллельно в музыкальный техникум, который окончил по классу скрипки в 1935 году. Позднее он создал свой оркестр, который работал в Шанхае.

1941 — Лундстрем поступает во французский Высший технический центр и оканчивает его в 1944 году как инженер-архитектор.

1947 — оркестр в полном составе с семьями переезжает в СССР, в Казань.

1953 — Лундстрем окончил Казанскую государственную консерваторию по классу композиции (преподаватель А. С. Леман) и факультативно — по симфоническому дирижированию, оставшись там преподавать теоретические дисциплины и вести студенческий симфонический оркестр.

Оркестр Лундстрема — неизменный участник крупных международных джазовых фестивалей: «Таллин-67», «Джаз Джембори 72» в Варшаве, «Прага-78» и «Прага-86», «София-86», «Джаз в Дюктауне-88» в Голландии, фестиваль искусств СССР в Индии (1988), «Гренобль-90» во Франции, фестиваль памяти Эллингтона в Вашингтоне, США (1991), фестиваль биг-бэндов «Иматра-92» в Финляндии, международный джазовый фестиваль в Санта-Барбаре (США, 1998), ряд международных фестивалей на территории бывшего СССР.

Оркестр Лундстрема стал самым «долгоиграющим» в мире, что зафиксировано в российской Книге рекордов Гиннеса.

Олег Лундстрем скончался 14 октября 2005 года на своей даче в поселке Валентиновка под Москвой. Гражданская панихида состоялась в здании Союза композиторов, отпевание — в церкви на Сретенке. Похоронен музыкант на кладбище церкви Рождества Пресвятой Богородицы в селе Образцово Щёлковского района Московской области, рядом с родными.

Награды

• Заслуженный артист РСФСР (11 апреля 1973 года)
• Народный артист РСФСР (19 июля 1984 года)
• Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (1 апреля 1996 года) — за выдающиеся заслуги в развитии джазового музыкального искусства
• Государственная премия Российской Федерации 1997 года в области литературы и искусства (в области эстрадного и циркового искусства) (6 июня 1998 года) — за концертные программы 1992 - 1997 годов Государственного камерного оркестра джазовой музыки
• Благодарность Президента Российской Федерации (4 октября 2001 года) — за выдающийся вклад в развитие отечественного джаза.

Солисты оркестра (вокал)

• Антипова Панна Александровна (1955—1956, гастроли Владивосток—Комсомольск-на-Амуре—о. Сахалин)
• Валентина Дворянинова (1957—1963)
• Аскольд Беседин (1958—2009)
• Дмитрий Ромашков (1962—2011)
• Аида Ведищева (1964)
• Раиса Неменова (1964—1966)
• Майя Розова (1967—1975)
• Валерий Ободзинский (1966—1967)
• Эдуард Дроздов (1967—1985)
• Татьяна Боева (1970—1971)
• Анатолий Могилевский (1971—1972)
• Алла Пугачёва (Орбакене) (январь 1972 — лето 1973)
• Ирина Понаровская (1976—1978)
• Ирина Отиева (1980—1985)
• Майя Кристалинская
• Нина Бродская
• Валерий Песельник
• Айна Балынь
• Вокальная группа «Москва-Транзит"

Другие музыканты оркестра Олега Лундстрема

• Владимир Данилин — пианист
• Андрей Товмасян (1982−1984) — труба
• Георгий Гаранян — саксофон
• Игорь Бутман — саксофон
• Вячеслав Назаров (1977−1983) — тромбон
• Петр Востоков — труба
• Александр Фишер — труба
• Николай Капустин — фортепиано
• Иван Юрченко — ударные
• Олег Осипов (1936-1973) — труба
• Александр Гравис — контрабас
• Алексей Котяков — труба, звукорежиссёр
• Иннокентий Горбунцов — труба
• Станислав Григорьев — саксофон
• Валерий Куцинский — контрабас
• Игорь Лундстрем — саксофон
• Игорь Уланов — контрабас
• Борис Фрумкин — фортепиано
• Иван Волков — саксофон, кларнет, флейта.
• Владимир Журкин - ударные

Танцоры оркестра

• Владимир Хворостов (1957-1990) — солист-танцор
• Эммануил Мигиров (1957-1990) — солист-танцор

Литература

• Таскина Е. Китайские годы Олега Лундстрема // Проблемы Дальнего Востока. 2006. № 1. С. 144—148.

Ссылки

• [www.lundstrem-jazz.ru/ Официальный сайт оркестра Олега Лундстрема]
• [jazzpeople.ru/jazz-in-faces/oleg-lundstrem-100-let/ Олег Лундстрем: 100 лет со дня рождения. - Золотая коллекция. Биография]

Отрывок, характеризующий Лундстрем, Олег Леонидович

Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.