Магнус III (король Мэна)
Магнус Олафссон<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Магнус Олафссон, король Мэна и Островов, "Хроники Мэна", ст. 49</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1252 — 1265 | ||
| Предшественник: | Юэн Макдугалл | |
| Преемник: | Титул упразднён | |
| Смерть: | 24 ноября 1265 остров Мэн | |
| Род: | Крованы | |
| Отец: | Олаф III Годредарсон | |
| Мать: | Кристина (?), дочь графа Росса Ферхара | |
| Супруга: | Мария Аргайлская | |
| Дети: | внебрачный сын: Годред Магнуссон | |
Магнус III Олафссон (ум. 24 ноября 1265) — король Мэна и Островов (1252—1265), младший (третий) сын мэнского короля Олаф III Черного (1226—1237). Магнус и его отец Олаф Годредарсон происходили из династии норвежско-гэльских королей (потомков короля Дублина и Мэна Годреда Крована), которые правили островом Мэн и частью Гебридских островов. Некоторые члены династии Крованов, такие как Олаф III, именовали себя «королями Островов». Другие члены династии, такие как Магнус и его братья Харальд и Рагнальд, носили титул «король Мэна и Островов». Короли Мэна из династии Крованов признавали номинальную верховную власть норвежского короля над Мэном и Гебридскими островами.
Содержание
Биография
В 1237 году скончался король Мэна Олаф Чёрный (1226—1237). Ему наследовал его старший сын Харальд Олафссон (1237—1248), который утонул в 1248 году. Королевский трон унаследовал его брат, Рагнальд V Олафссон (ум. 1249). Последний правил только несколько недель и был убит Харальдом Годредарсоном (1249—1250), потомком Рагнальда Годредарсона, короля Островов (1187—1226). В 1250 году Харальд Годредарсон был отстранен от трона королём Норвегии Хаконом Хаконарсоном. В 1250—1252 годах королём Мэна был Юэн Макдугалл, король Аргайла и Островов. В 1252 году Магнус Олафссон вернулся на остров Мэн и был провозглашен королём.
В 1240-х годах король Шотландии Александр II, безуспешно стремившийся выкупить Гебридские острова, готовился начать войну против норвежского короля Хакона Хаконарсона. Но его смерть в 1249 году прервала начавшуюся военную кампанию на Западных островах. В 1261 году его сын и преемник, Александр III, пытался выкупить Гебриды у Хакона Хаконарсона, но также получил отказ и стал готовиться к вторжению на Гебриды. Норвежский король Хакон Хаконарсон во главе 12-тысячной армии прибыл на Гебриды. Король Мэна Магнус Олафссон со своим отрядом присоединился к норвежскому королю. В битве при Ларгсе в 1263 году норвежское войско потерпело поражение от шотландской армии. Хакон Хаконарсон с остатками войска отплыл на Оркнейские острова, где внезапно скончался. После отступления и смерти норвежского короля Хакона король Шотландии осуществил карательную экспедицию на Гебридские острова. Мэнский король Магнус Олафссон, чтобы сохранить свою власть на острове, вынужден был платить дань шотландской короне.
Магнус Олафссон был последним правящим королём из династии Крованов. Он скончался в замке Рашен в 1265 году и был похоронен в аббатстве Сент-Мэри в Рашене. На момент его смерти Магнус был женат на Майре (Марии), дочери Юэна Макдугалла, короля Аргайла и Островов. В 1265 году после его смерти Гебриды и остров Мэн был официально уступлены новым королём Норвегии Шотландии. Восстание Годреда Магнуссона в 1275 году был жестоко и быстро подавлено шотландским королём.
Исторический фон
Магнус Олафссон принадлежал к скандинавской династии Крованов, норвежско-гэльских морских конунгов, под чей властью находились остров Мэн и Северные Гебриды (с конца 11 до середины 13 века). Первоначально короли Мэна владели всеми Гебридскими островами, но в середине 12 века большая часть Внутренних Гебрид был окончательно ими потеряна. Династия Крованов сохранила контроль над крупнейшими Гебридскими островами — острова Льюис, Харрис и Скай. Магнус был сыном Олафа Годредарсона Чёрного, короля Островов (ум. 1237). Олаф Гудредарсон имел двух жен. Возможно, что матерью Магнуса был его вторая супруга Кристина, дочь графа Росса Ферхара (ум. 1251).
Олаф Чёрный был младшим сыном Гудреда Олафссона, короля Островов (ум. 1187). Перед своей смертью в 1187 году Годред настаивал, чтобы его наследником стал именно Олаф. Тем не менее, вместо Олафа королём Мэна и Островов стал его старший брат Рагнальд Годредарсон (ум. 1229), пользовавшийся поддержкой населения. Братья Рагнальд и Олаф вели между собой междоусобную борьбу за королевский престол до смерти Рагнальда в 1229 году. Затем против Олава выступил его племянник Годред Рагнальдссон (ум. 1231), сын Рагнальда, который в 1231 году стал его соправителем и королём Мэна. В том же 1231 году Годред Рагнальдссон был убит. В 1237 году после смерти Олава Гудредарсона королём Мэна стал его старший сын Харальд Олафссон, который позднее соврешил путешествие в Норвегию, гдже женился на дочери короля Норвегии Хакона Хаконарсона (ум. 1263). В 1248 году на обратном пути из Норвегии Харальд утонул в море. В мае 1249 года королевский трон Мэна захватил Рагнальд (ум. 1249), младший брат Харальда. Процарствовав несколько недель, король Рагнальд Олафссон был убит на острвое Мэн. После его гибели престол захватил его троюродный брат Харальд Годредарсон (1249—1250). Хотя Харальд был коорлем Мэна признан английским королём Генрихом III Плантагенетом, норвежский король Хакон Хаконарсон, сюзерен Островов, считал его узурпатором. В 1250 году Хакон Хаконарсон вызвал Харальда на суд в Норвегию и отстранил его от престола.
Родственники и соперники
| Олаф (умер в 1153) король Островов | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Годред (умер в 1187) король Островов, король Дублина | Рагнхильда | Сомерленд (ум. 1164) король Островов, лорд Аргайла и Кинтайра | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Рагнальд (умер в 1229) король Островов | Иварр | Олаф (умер в 1237) король Островов | Дугал (умер после 1175)[2] король Островов | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Годред (ум. 1231) король Островов | Харальд (ум. 1248) король Мэна и Островов | Рагнальд (ум. 1249) король Мэна и Островов | Магнус (ум. 1265) король Мэна и Островов | Дункан (умер после 1244)[3] лорд Аргайла, король Островов | |||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Харальд (ум. ок. 1250) король Островов | Годред (убит в 1275) | Юэн (умер после 1268)[4] лорд Аргайла, король Островов | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Мария (умерла между 1300 и 1308)[5] | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Юэн Макдугалл и вторжение на остров Мэн
Юэн Макдугалл, король Аргайла и Островов (ум. ок. 1270), был видным членом династии Магдугаллов и потомком Сомерленда мак Гилла-Бригте, короля Островов, лорда Аргайла и Кнтайра (ум. 1164). Через брак Сомерленда с Рагнхильд, дочерью короля Олафа Гудредарсона, короля Островов (ум. 1153), несколько представителей потомком Сомерленда претендовали на власть над Гебридскими островами. В 1248 году Юэн и его троюродный брат Дугал совершили поездку в Берген, где принесли вассальную присягу на верность норвежскому королю Хакону Хаконарсону. Король Норвегии пожаловал титул короля Островов Юэну Макдугаллу, лорду Аргайла. В 1249 году после смерти Харальда Олафссона Юэн Макдугалл вернулся из Норвегии и занял королевский престол. Юэн Макдугалл признавал вассальную зависимость от королей Норвегии (за Гебридские острова) и Шотландии (за область Аргайл). Вскоре после возвращения Юэна из Норвегии шотландский король Александр II совершил военную экспедицию вглубь Аргайла и потребовал от Юэна, чтобы отказался от ленной зависимости от Норвегии. Юэн Макдугалл отказался это сделать, и был изгнан из Аргайла шотландским войском. В 1250 году, согласно хроникам Мэна, Магнус и Юэн Макдугалл с норвежским войском высадились на острове Мэн. Юэн Макдугалл был провозглашен королём острова. В 1251 году король Англии Генрих III приказал юстициарию Ирландии Джону ФицДжеффри (ум. 1258) запретить Магнусу нанимать ирландцев для вторжения на остров Мэн. В 1252 году Магнус Олафссон, получив поддержку населения, занял королевский престол на острове Мэн. В 1254 году норвежский король Хакон Хаконарсон признал Магнуса Олафссона законным королём Мэна.
Шотландское вторжение
В 1244 году шотландский король Александр II сделал первую попытку выкупить Гебридские острова у короля Норвегии. В 1249 году Хакон Хаконарсон отправил из Норвегии на острова своего вассала Юэна Макдугалла, лорда Аргайла. В ответ шотландский король осуществил карательный поход на Аргайл и изгнал Юэна Макдугалла из его владений.
В 1261 году король Шотландии Александр III отправил своего эмиссара в Норвегию, чтобы обсудить продажу Гебридских островов. Переговоры были безрезультатными. В 1262 году шотландский вассал Уильям, граф Росс (ум. 1274) совершил жестокое нападение на остров Скай.
Шотландско-норвежская война
В конце лета 1263 года норвежский флот под командованием короля Хакона Хаконарсона достиг побережья Шотландии. Магнус Олафссон, король Мэна, и Дугал мак Руаири, король Островов, со своими дружинами присоединились к норвежскому королю. Магнус и Дугал участвовали в кампаниях норвежцев на Кинтайр и во вторжении в Леннокс. Юэн Макдугалл отказался участвовать в военной кампании Хакона против Шотландии и был арестован. Затем Хакон Хаконарсон отпустил на свободу Юэна Макдугалла, который стал посредником в переговорах между шотландцами и норвежцами.
2 октября 1263 года главные силы норвежского короля были разбиты шотландцами в битве при Ларгсе. После поражения норвежский король Хакон Хаконарсон повел флот на север через Гебридские острова. На Малле он расстался со своими норвежско-гэльским и вассалами. Дугал получил во владение домен Юэна Макдугалла, Мурхад — остров Арран, а Руаиди — остров Бьют. Норвежский флот покинул Гебриды и достиг Оркни в конце октября, когда заболел Хакон умер в середине декабря 1263 года.
Подчинение Мэна
В 1264 году шотландский король Александр собрал флот для вторжения на Гебридские острова и остров Мэн. Магнус Олафссон, лишившийся поддержки королей Норвегии и Англии, вынужден подчинить власти шотландского монарха. В Дамфрисе Магнус встретился с Александром, где принес ему ленную присягу и дал заложников. В обмен на обещание Александра защитить Мэн от норвежского возмездия, Магнус вынужден был предоставить шотландскому королю десять кораблей для его военной кампании на Гебридские острова. Шотландские войска под командованием Уильяма, графа Мара, Александра Комина, графа Бухана, и Алана Дорварда захватили и разграбили все Гебридские острова, перебив местное население. Другая карательная экспедиция под руководством графа Росса вторглась в Кейтнесс и Росс.
24 ноября 1265 года король Мэна Магнус Олафссон скончался в Рашенском замке и был похоронен в аббатстве Сент-Мэри в Рашене. После смерти Магнуса королевство Мэн вошло в состав Шотландского королевства (1266).
Через три года после битвы при Ларгсе, 2 июля 1266 года, был заключен Пертский мирный договор между Шотландским и Норвежским королевства. Этот договор разрешил многовековой территориальный спор по поводу западного побережья Шотландии. По условиям договора норвежский король Магнус Хаконарсон (1263—1280) уступил Гебриды и остров Мэн шотландскому королю Александру за выкуп в размере 4 000 шотландских марок, подлежащий выплате в течение четырёх лет. Шотландский король гарантировал сохранение прав и обычаев жителей островов. Каждая из сторон также обязывалась не предоставлять убежища изменникам и преступникам другой стороны. Кроме того, шотландцы должны были ежегодно уплачивать 100 марок норвежскому королю.
В 1275 году Годред Магнуссон, незаконнорожденный сын короля Магнуса Олафссона, поднял восстание на острове Мэн протиы шотландского владычества и провозгласил себя королём острова. 7 октября того же года шотландское войско высадилось на острове и на следующий день подавило восстание. В битвеа при Роналдсвэе Годред Магнуссон потерпел поражение и был убит в этом сражении.
Напишите отзыв о статье "Магнус III (король Мэна)"
Примечания
- ↑ McDonald 2007: p. 25.
- ↑ Duncan; Brown 1956–1957: pp. 196–197.
- ↑ Woolf 2004: p. 108.
- ↑ Sellar 2004b
- ↑ Higgitt 2000: p. 19.
- ↑ McDonald 2007: pp. 40, 84, 210.
Источники
- McDonald, Russell Andrew (2007), Manx kingship in its Irish sea setting, 1187—1229: king Rǫgnvaldr and the Crovan dynasty, Four Courts Press, ISBN 978-1-84682-047-2.
Ссылки
- [db.poms.ac.uk/record/person/1522/ Magnus, king of the Isles (d.1265) @ People of Medieval Scotland, 1093—1314]
Отрывок, характеризующий Магнус III (король Мэна)
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
