Хроники Мэна

«Хроника Мэна» или более полное название «Хроника королей Мэна и островов» (лат. Chronica Regum Manniæ et Insularum, англ. Chronicles of the Kings of Mann and the Isles) — средневековый манускрипт, записанный на латинском языке на острове Мэн, и содержащий единственный сохранившийся до наших дней экземпляр погодичной хроники событий Мэна, а также окрестных земель, ориентировочно с 1016 года по конец XIV века, один из важнейших источников по истории острова Мэн.

Считается, что основная часть хроники была записана в 1261 или 1262 году в аббатстве Рашен, во всяком случае почерк первоначального писца кончается записью за 1257 год. Кроме того, датировке помогает тот факт, что хроника содержит приложение в виде списка римских пап, доведённого до папы Урбана IV, правившего с 1261 по 1264 год. Манускрипт записан чернилами на пергаментных листах размером примерно 15 на 20 сантиметров. Предполагается, что хроника была посвящена открытию монастырской Церкви Святой Марии в Рашене. Затем цистерцианские монахи довели анналы до 1316 года. К хронике примыкает «Список епископов», содержащий записи о духовных лидерах епархии Содора и Мэна вплоть до 1376 года. На дальнейшую судьбу рукописи повлияла секуляризация собственности Рашенского аббатства в рамках программы упразднения монастырей, проведённой Генрихом VIII, когда манускрипт начал переходить из рук в руки, пока не попал в 1620 году в коллекцию к антиквару сэру Роберту Коттону, основателю знаменитой «Коттонианской библиотеки», где получил классификационное название Cotton Julius A.VII. В настоящее время рукопись входит в фонд Британской библиотеки и периодически передаётся на временную экспозицию в Мэнский музей.

Общее содержание хроники строится вокруг острова Мэн, как центра королевства Мэна и островов, его правителей и деятелей церкви. Первое событие хроники, относящееся непосредственно к Мэну, это захват острова Годредом Крованом в 1066 году, и в дальнейшем существенную часть повествования занимают деяния потомков Крована — династии правившей островами до 1275 года. Немало места хроника уделяет и самому Рашенскому аббатству, как духовному центру острова.

Литература

• Broderick, G. (ed. and tr.). The Chronicles of the Kings of Mann and the Isles. 2nd ed. Douglas, 1995.  (англ.)
• Munch, P.A. (ed.) and Rev. Goss (tr.). Chronica regnum Manniae et insularum. The Chronicle of Man and the Sudreys. 2 vols. Manx Society 22-3. Douglas, 1874.  (лат.)

Ссылки

• [www.gov.im/lib/news/mnh/chroniclesofmann.xml «Хроники Мэна» на сайте правительства острова Мэн]  (англ.)
• [www.bl.uk/onlinegallery/takingliberties/staritems/322chronicleofmann.html «Хроники Мэна» на сайте Британской библиотеки]  (англ.)
• [www.isle-of-man.com/manxnotebook/manxsoc/msvol22/index.htm Онлайн версия издания «Хроники Мэна» Munch, P.A., с переводом на английский язык]  (англ.),  (лат.)

Отрывок, характеризующий Хроники Мэна

Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему: