Флеминг, Мария
| Мария Флеминг | |
| англ. Mary Fleming | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Отец: | |
| Мать: | |
| Супруг: | |
| Дети: |
Джеймс Мейтланд |
Мария Флеминг (англ. Mary Fleming, /ˈflɛmɪŋ/; р. 1542) — одна из четырёх фрейлин королевы Шотландии Марии I; внучка короля Якова IV, жена королевского секретаря Уильяма Мейтланда.
Содержание
Биография
Мария родилась в 1542 году и была младшей из восьми детей Малькольма Флеминга, 3-го лорда Флеминга и Джанет Стюарт, бастардессы короля Якова IV. Мария родилась в год, когда её отец был захвачен в плен в битвее при Солуэй-Моссе. Мать Марии стала гувернанткой юной королевы Марии, родившейся также в 1542 году, и вдовствующая королева Мария де Гиз выбрала Марию в числе одной из четырёх компаньонок для своей дочери. Технически Мария Флеминг и Мария Стюарт были полу-кузинами.
В 1548 году Мария с матерью сопровождали маленькую королеву ко двору Генриха II, где девочке предстояло расти. Отец Марии умер за год до отъезда в битве при Пинки. Во Франции у Джанет Стюарт завязался роман с королём Генрихом, результатом которой стал Генрих Ангулемский, родившийся в 1551 году[1].
Английский дипломат Томас Рендольф зафиксировал, что Мария Флеминг особенно утешала королеву, когда та была взбудоражена обнаружением в своей спальне французского поэта Честеларда. После этого происшествия королева уговорила Марию ночевать с ней в одной постели[2].
В сентябре 1561 года после торжественного въезда в Эдинбург, Мария Стюарт отправилась во дворец Линлитгоу, а четыре Марии, в сопровождении дяди королевы, великого приора Мальты, Франсуа Лотарингского, отправились на запад в Данбар, по пути остановившись в доме брата Марии Сетон, Джорджа. Здесь Франсуа де Гиз расстался с Мариями и вернулся домой через Берик-апон-Туид и Ньюкасл-апон-Тайн[3][4].
Во время представлений в дни Рождественских Святок в январе 1564 года Мария Флеминг играла роль королевы. 19 сентября 1564 года Уильям Керколди из Гранжа писал, что королевский секретарь Уильям Мейтланд проявляет интерес к Марии Флеминг[5]. Мария вышла замуж за Мейтланда, который был намного старше её. У них родилось двое детей: Джеймс, ставший католиком и находившийся в добровольном изгнании в Бельгии и Франции, и Маргарет, мужем которой стал Роберт Кер. Ходили слухи, что брак несчастливый и что Мария хочет избавиться от мужа. Слухи не были правдой, поскольку брак был заключён лишь спустя три года ухаживаний, о которых знали и при английском и при шотландском дворе, и Мейтланд был безумно влюблён в жену, а когда он умер в тюрьме в Эдинбурге, Мария, лишившаяся всего имущества, даже того, что досталось ей от Стюартов, писала Сесилу с просьбой способствовать спасению тела супруга от повешения, потрошения и четвертования.
Мария получила своё имущество лишь в 1581-1582 годах в благодарность от короля Якова. Мария больше не была замужем, хотя этот факт оспаривается. В 1581 году королева Мария просила королеву Елизавету обеспечить Марии Флеминг безопасный визит к ней, но навещала ли Мария королеву или нет — неизвестно. Поздние документы приписывали ей письма к Сесилу и к её сестре, в которых Мария писала о неприязни к брату мужа Джону Мейтланду.
Напишите отзыв о статье "Флеминг, Мария"
Примечания
- ↑ Robert J. Sealy. The Palace Academy of Henry III. — Droz, 1981. — С. 206.
- ↑ Calendar of State Papers Scotland / ed. Bain, Joseph. — 1898. — Т. 1. — С. 886, 688.
- ↑ Elizabeth // Calendar State Papers Foreign. — 1866. — Т. 4/6, № 488/631. — С. 1561-1562.
- ↑ // CSP Scotland. — 1898. — Т. 1, № 1018. — С. 552.
- ↑ Calendar of State Papers Scotland / ed. Bain, Joseph. — 1900. — Т. 2. — С. 34, 75.
Литература
- Antonia Fraser. Mary, Queen of Scots. — New York: Dell Publishing Co., 1971.
- Duncan, Thomas The Queen's Maries // Scottish Historical Review. — July 1905. — Т. 2, № 8. — С. 363–371.
Ссылки
- [www.nwlink.com/~scotlass/thefour.htm The four Marys: the Biography]
- [www.saintandrewsguild.com/Beaton.htm St Andrews: Noble order of Royal Scots]
Отрывок, характеризующий Флеминг, Мария
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
