Мельница Бродского

 памятник архитектуры (местного значения)

«Акционерное общество Киевской паровой мукомольной мельницы», с 1904 года — АО «Лазарь Бродский»
Тип	Акционерное общество
Основание	1892
Упразднена	1920
Причина упразднения	Экспроприация советской властью
Преемник	нет
Расположение	Российская империя Российская империя, Киев
Ключевые фигуры	Лазарь Бродский, Лев Бродский, Юлий Дрейфус-Бродский, Вячеслав Тенишев
Отрасль	Мукомольное производство
Число сотрудников	185
Дочерние компании	нет

К:Компании, основанные в 1892 годуК:Компании, упразднённые в 1920 году

Ме́льница Бро́дского — крупнейшее мукомольное предприятие, существовавшее в Киеве в 1857—1920 годах. Единственное сохранившееся доныне здание — бывший элеватор на ул. Боричев спуск — в течение XX века являлось доминирующим в застройке Почтовой площади.

История предприятия

В первой половине XIX века на месте мельницы Бродского (современный квартал Подола между улицами Боричев спуск, Набережно-Крещатицкая, Сагайдачного и Игоревская) находились частные усадьбы, крупнейшая из которых принадлежала Переяславской епархии. Здесь устраивались временные склады для товаров, привозимых судами по Днепру. Впоследствии участок здесь приобрёл купец 1-й гильдии, киевлянин курляндского происхождения Андрей-Анс Глезер.

В ноябре 1855 г. Глезером и компаньонами — учителем-курляндцем Генрихом Гауптом и австрийцем Иосифом Вальнером, владельцем типографии — было подано прошение Киевскому военному, Подольскому и Волынскому генерал-губернатору князю И. И. Васильчикову. В прошении предприниматели указывали на факты недостатка мукомольных мельниц в окрестностях Киева и, как следствие, рост цены на муку несоразмерно цене зернового хлеба. Место, выбранное ими для постройки мельницы было весьма удобным, так как предполагалось подвозить зерно и увозить муку по Днепру. Просители пожелали также исходатайствовать им право на десятилетнюю монополию в содержании в Киеве паровой мельницы.

После Крымской войны Российская империя находилась в относительном упадке, что сказалось и на повышении цен на хлеб, поэтому власти оценили инициативу предпринимателей и оказывали им содействие. Генерал-губернатор выразил неодобрение губернской строительной и дорожной комиссии, которая излишне придиралась к содержанию мельничной усадьбы, помог Глезеру на таможне получить прибывшее из Вены оборудование. В десятилетнем исключительном праве, однако, им было отказано, поскольку по закону такая привилегия могла быть дана только для использования новых изобретений, паровая мельница же новым изобретением не являлась. Как в содействии строительству предприятия, так и в отказе на монопольное право киевские власти исходили из интересов потребителя и благоприятствовали восстановлению экономики региона.

В 1856—1857 годах на углу ул. Игоревской и Набережно-Крещатицкой было построено трёхэтажное здание мельницы, рядом — все необходимые строения: отделение для паровой машины, кузница, колодец и другие.

В 1860 г. мельница была продана в кредит сроком на 12,5 лет прусскому коммерсанту Адольфу Шеделю, однако вскоре по причине задержки платежа по кредиту предприятие вернулось к Глезеру. В мае 1864 г. А. Глезер скоропостижно скончался, после чего последовала длительная тяжба за наследство, не способствующая развитию предприятия. В 1868 году мельница была продана с аукциона супруге прусского подданного Амалии Шедель, а в апреле 1870 г. перешла к одному из основателей известной династии сахарозаводчиков И. Бродскому, затем к его сыну Л. Бродскому.

Новые владельцы приобрели соседние участки и территория мельницы была расширена до улицы Боричев спуск. В 1888 г. на Набережно-Крещатицкой сооружён новый четырёхэтажный корпус, что позволило существенно увеличить мощность предприятия. Но в октябре 1891 г. из-за возгорания подшипника в зерноочистительном отделении случился пожар, убытки от которого составили около 500 000 рублей. Для восстановления производства в 1892 г. было создано «Акционерное общество Киевской паровой мукомольной мельницы», учредителями его стали Лазарь Бродский, его младший брат Лев Бродский, зять Юлий Дрейфус-Бродский и князь Вячеслав Тенишев, основной капитал предприятия составил 1,5 миллиона рублей. В 1895 году для покрытия расходов на строительство Общество реализовало акции на сумму миллион рублей. Производство было быстро восстановлено. Новый главный корпус стал уже пятиэтажным, он расположился на углу улиц Набережно-Крещатицкой и Боричева Спуска, за ним построены паровое и машинное отделения, а на Боричевом Спуске возведён кирпичный элеватор с тремя деревянными башнями. Строительство велось под руководством инженера А. Эйхенвальда. После расширения предприятие стало одним из крупнейших в Российской империи, производительность мельницы достигла 2—3 миллионов пудов в год. В 1904 г. Лазарь Бродский скончался, и акционерному обществу было присвоено его имя — «Общество паровой мукомольной мельницы в г. Киеве „Лазарь Бродский“».

14 (27) — 15 (28) июля 1906 г. случился новый разрушительный пожар, который начался на складе мешков, а затем перекинулся на деревянные башни элеватора. Пожар был настолько сильным, что пароходы, стоящие у пристани были вынуждены отойти к Труханову острову, пострадала и конюшня станции почтовых дилижансов, находящаяся на другой стороне улицы. Элеватор полностью сгорел, погибли запасы зерна и муки. Предприятие было застраховано у шести различных обществ, и сразу же начались работы по восстановлению. В 1907 г. под руководством инженера Ч. Волькенштейна построен новый элеватор ёмкостью 1 миллион пудов, в 1909 к нему добавлено двухэтажное зернохранилище (архитектор А. Краусс). Недостатком предприятия была труба паровой машины, которая дымила на весь Подол, и в 1912 г. начались работы по переводу мельницы на бездымную дизельную энергетику. Дизель-моторная станция разместилась в корпусе, построенном по проекту архитектора А. М. Вербицкого. В 1914—1915 годах мельница имела паровой и три дизельных двигателя общей мощностью 1750 л.с., от гавани с направления Игоревской улицы был проложен рельсовый путь, на предприятии работало 185 человек.

Условия труда рабочих на мельнице были весьма тяжёлыми, их описывает в своих мемуарах Лазарь Каганович, который некоторое время работал здесь грузчиком. Рабочий день длился 12 часов, грузчики таскали пятипудовые мешки по ненадёжным деревянным мосткам, часто травмировались. Каганович организовал подачу официального протеста администрации предприятия, однако в результате он и ещё около 10 грузчиков были уволены.

Писатель Шолом-Алейхем в автобиографической повести «С ярмарки» описал своё посещение мельницы Бродского.

Во время гражданской войны предприятие продолжало действовать, пока постройки не уничтожил очередной пожар в 1920 г., руины главного корпуса были разобраны только в 1930-х.

Сооружения

Известны два здания, уцелевших после пожара 1920 года.

Одно из них — бывший корпус дизельно-моторной станции, построенный в 1912—1914 годах архитектором А. М. Вербицким. Станция возведена на месте парового машинного отделения с целью уменьшить выброс дыма, имела три дизельных установки общей мощностью 1000 л.с., установленных на пробковые подушки для уменьшения вибрации. Фасады здания оформлены в модернизированном романо-готическом стиле. После Великой отечественной войны здание использовалось в качестве общежития, принадлежало заводу «Электроприбор». Тогда же к общежитию был пристроен новый фасад на месте примыкания к разрушенному главному корпусу мельницы Бродского, старую архитектуру можно было увидеть со двора. Несмотря на то, что здание находилось в «Своде памятников истории и культуры г. Киева», в 2005 году оно было снесено. На его месте сооружено новое громоздкое здание коммерческой гостиницы (улица Набережно-Крещатицкая, 1), нарушившее масштабные соотношения в застройке площади.

Другое — здание элеватора, которое в Киеве обычно и называют «мельницей Бродского». Оно построено в 1907 году по проекту инженера Ч. Волькенштейна под наблюдением архитектора В. Бессмертного. Бывший элеватор представляет собой массивное, монументальное здание в духе средневековой каменной базилики с башней. Внутреннее пространство было разделено перекрытиями на семь этажей. В советское время здание использовалось под зернохранилище, складские помещения, были проекты переоборудования его под ломбард, дворец спорта «Спартак». В 1970 году здание передано Министерству культуры УССР и в нём обустроено книгохранилище библиотеки имени КПСС (ныне Национальная парламентская библиотека Украины). В 1980 году пристроен филиал библиотеки с читальным залом, который был впоследствии снесён вместе с бывшей дизель-моторной станцией. Стена книгохранилища, выходящая на улицу Боричев спуск и Почтовую площадь использовалась для размещения советских плакатов, в настоящее время — для коммерческой рекламы.

См. также

• Мукомольная мельница Стройкова и Якимова

Литература

• Рибаков М.О. Прогулянки старим містом (співавтор — М.Б. Кальницький) // Невідомі та маловідомі сторінки історії Києва. — К., 1997. — С. 45—48. — ISBN 966-7161-15-3.

Ссылки

• Кальницкий М.Б. Киевский индастриал // Газета по-киевски. — 2007. — 20 сентября.
• Кальницкий М.Б. [primetour.ua/ru/company/articles/Melnitsa-Brodskogo.html Мельница Бродского] // медиацентр компании «Первое экскурсионное бюро». — январь 2010.

Отрывок, характеризующий Мельница Бродского

– С Безуховой водиться я не люблю и не посоветую; ну, да уж если обещала, поезжай, рассеешься, – прибавила она, обращаясь к Наташе.


Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.
Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.
M lle Georges с оголенными, с ямочками, толстыми руками, в красной шали, надетой на одно плечо, вышла в оставленное для нее пустое пространство между кресел и остановилась в ненатуральной позе. Послышался восторженный шопот. M lle Georges строго и мрачно оглянула публику и начала говорить по французски какие то стихи, где речь шла о ее преступной любви к своему сыну. Она местами возвышала голос, местами шептала, торжественно поднимая голову, местами останавливалась и хрипела, выкатывая глаза.
– Adorable, divin, delicieux! [Восхитительно, божественно, чудесно!] – слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего то.
После первого монолога всё общество встало и окружило m lle Georges, выражая ей свой восторг.
– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»