Менкье
| Менкье англ. Minquiers, фр. Les Minquiers | |
 | |
| Карта островов | |
| 48°57′ с. ш. 02°08′ з. д. / 48.950° с. ш. 2.133° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.950&mlon=-2.133&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 48°57′ с. ш. 02°08′ з. д. / 48.950° с. ш. 2.133° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.950&mlon=-2.133&zoom=9 (O)] (Я) | |
| Архипелаг | Нормандские острова |
| Акватория | Ла-Манш |
| Количество островов | 5 |
| Крупнейший остров | Метр-Иль |
| Страна |  Джерси |
| АЕ первого уровня | Грувиль |
| Население (2011 год) | 0 чел. |
Менкье (фр. Les Minquiers, норманд. Les Mîntchièrs) — группа островов и скал, расположенная в 9 км южнее Джерси и административно входящая в его состав в приходе Грувиль.
Этимология
Относительно происхождения имени островов существуют расхождения. Хотя часть исследователей выводят его из бретонского слова minihi, означающего святилище, другие соотносят его со словом minkier, означающим рыбак.
География
В состав островов входят островки Метр-Иль (Метресс-Иль) и Ле-Мезон, а также скалы Ле-Ньезан, Ле-Фошор и Ла-От-Грюн.
Население
Острова не имеют постоянного населения, однако периодически посещаются рыбаками и яхтсменами.
Территориальные споры
В течение длительного времени существовал спор между Великобританией, представляющей Джерси, и Францией, относительно принадлежности островов Менкье и Экреус. В 1953 Международный суд ООН разрешил спор в пользу Великобритании, но дал французским рыбакам право промысла в районе островов[1]. В 1998 несколько французов на один день оккупировали острова.
Острова упоминаются в романе Виктора Гюго «Девяносто третий год».
Напишите отзыв о статье "Менкье"
Примечания
- ↑ Дело об островах Менкье и Экрихос // [www.icj-cij.org/homepage/ru/files/sum_1948-1991.pdf Краткое изложение решений, консультативных заключений и постановлений Международного суда 1948—1991]. — Нью-Йорк: Организация Объединённых Наций, 1993. — С. 33—35.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Менкье
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
