Можер Руанский
| Можер | ||
| ||
|---|---|---|
| 1037 — 1055 | ||
| Церковь: | Римско-Католическая церковь | |
| Предшественник: | архиепископ Роберт II | |
| Преемник: | архиепископ Маврилий | |
| Рождение: | ` | |
| Смерть: | 1055 | |
Можер Руанский (Малгер; фр. Mauger, Malger; погиб в 1055[1], остров Гернси) — церковный деятель средневековой Нормандии, архиепископ Руанский (1037—1054/1055), дядя Вильгельма Завоевателя.
Содержание
Биография
Можер был внебрачным сыном герцога Нормандии Ричарда II из рода Роллонидов. Его сводными братьями были герцоги Ричард III и Роберт II, отец короля Англии Вильгельма I Завоевателя, родным братом — граф Аржеса Вильгельм де Талу.
Вильгельм де Талу и Можер были непримиримыми врагами своего племянника, малолетнего герцога Нормандии Вильгельма II (впоследствии завоевавшего Англию). После смерти герцога Роберта II во время его паломничества в Иерусалим в 1035 году и несовершеннолетия наследовавшего престол незаконнорожденного сына герцога Роберта, Вильгельма II, Можер и Вильгельм де Талу составили заговор с целью устранения от власти и убийства малолетнего герцога. Регент Нормандии, архиепископ Руанский Роберт Датчанин скончался в 1037 году, и его архиепископскую кафедру занял Можер. К этому же времени Вильгельм де Талу уже стал графом Аржесским. Оба заверяли юного герцога в своей преданности и надёжности. Во время нормандского восстания 1047 года они поддерживали Вильгельма II, после разгрома мятежников в битве у Валь-э-Дюн они сохранили свои посты и политическое влияние.
В 1052 году восстание против герцогской власти началось уже в самом графстве Аржес. Возглавил его Вильгельм де Талу, женатый на сестре графа Ангеррана II де Понтье и рассчитывавший на его помощь. Вильгельм II осадил Аржес. Шедшей на помощь из Франции армии графа Понтье и его союзников он сумел нанести поражение. Вильгельм де Талу был вынужден сдаться, и был пожизненно изгнан из Нормандии. Можер, как его союзник и наперсник, был на церковном соборе в Лизьё в 1054 или 1055 году лишён архиепископства и сослан на остров Гернси, где вскоре утонул.
По свидетельству Ордерика Виталия, Можер имел сына Мишеля, принявшего участие в норманнском завоевании Англии[1].
Источники
Основными первичными источниками по истории Нормандии середины являются «Gesta Normannorum Ducum» Гийома Жюмьежского, а также «Хроника» Роберта де Ториньи[2].
Напишите отзыв о статье "Можер Руанский"
Примечания
Литература
- David C. Douglas: William the Conqueror. University of California Press, Berkley/Los Angeles 1964.
Отрывок, характеризующий Можер Руанский
– Я готов на всё, – сказал Пьер.– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.
Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
