Моргенштерн, Софи

Софи Моргенштерн
Sophie Morgenstern
Место рождения:	Гродно, Гродненская губерния, Российская империя
Страна:	Царство Польское, Франция
Научная сфера:	Психоанализ
Альма-матер:	Цюрихский университет
Известные ученики:	Франсуаза Дольто

Софи́ Моргенште́рн (фр. Sophie Morgenstern, урождённая Кабачник; 1 апреля 1875, Гродно — 16 июня 1940, Париж) — польско—французский психиатр и психоаналитик. Её вклад в психоанализ связывают с разработками в области детского психоанализа. С. Моргенштерн одной из первых применила и описала особую технику психоаналитического лечения детей — посредством интерпретации их рисунков.

Биография

Софи Моргенштерн родилась 1 апреля 1875 года в еврейской семье в Гродно.

В 1906 году поступила на медицинский факультет Цюрихского университета, который окончила в 1912 году, защитив диссертацию на тему минеральных веществ щитовидной железы. В 1915 году становится ассистентом врача в в психиатрической клинике Бургхельцли под руководством Эйгена Блейлера.

В 1924 году переезжает во Францию, где становится помощником Жоржа Хейве в детском нейропсихиатрическом отделении. Здесь С. Моргенштерн проработала до самой своей смерти. В это же время Моргенштерн начинает обучаться психоанализу у Евгении Сокольницкой и в 1929 году становится полноправным членом Парижского психоаналитического общества.

Была замужем за Авраамом Моргенштерном, в браке родилась дочь Лора (умерла в 1937 году во время операции).

Софи Моргенштерн покончила с собой 16 июня 1940 года когда немецкие войска вошли в Париж.

Научная деятельность

Софи Моргенштерн считала, что детский невроз имеет ту же самую структуру и источники, что и невроз взрослых, но большая уступчивость инфантильного Супер-Эго способствует разрешению конфликтов. В конфликте Анны Фрейд и Мелани Кляйн она твердо занимала позицию А. Фрейд и критиковала технику М. Кляйн. Софи Моргенштерн подчеркивала необходимость осторожного формулирования интерпретаций и считала, что они не должны ускорять сексуальную любознательность маленького пациента.

Софи Моргенштерн была одним из первых деятелей детского психоанализа во Франции. Она одной из первых стала использовать рисование в лечении детей. Самым знаменитым учеником С. Моргенштерн была Франсуаза Дольто, которая считала Моргенштерн своим единственным учителем. «Она учила меня работать так, чтобы дети могли говорить со мной в полном доверии, не боясь, что то, что они скажут, может быть повторено взрослым» — вспоминала Ф. Дольто.

Основные труды

• Morgenstern S. «Un cas de mutisme psychogène» // «Revue française de psychanalyse», 1927, № 1 (3), с. 492—504.
• Morgenstern S. «La psychanalyse infantile et son rôle dans l’hygiène mentale» // «Revue française de psychanalyse», 1930, № 4 (1), с. 136—162.
• Morgenstern S. «Quelques aperçus sur l’expression du sentiment de culpabilité dans les rêves des enfants» // «Revue française de psychanalyse», 1933, № 6 (2), с. 155—174.
• Morgenstern S. «Psychanalyse infantile» (symbolisme et valeur clinique des créations imaginatives chez l’enfant). — Paris: Denoël, 1937.
• Morgenstern S. «Le symbolisme et la valeur psychanalytique des dessins infantiles» // «Revue française de psychanalyse», 1939, № 11 (1), с. 39-48.

Публикации на русском языке:

• Моргенштерн С. «Случай психогенного мутизма». — Ижевск: ERGO, 2011.
• Моргенштерн С. «Структура личности и её девиации». — Ижевск: ERGO, 2012.

Ссылки

• [www.answers.com/topic/morgenstern-kabatschnik-sophie Биография Софи Моргенштерн (на английском)]
• [psychoanalytikerinnen.de/frankreich_biografien.html#Morgenstern Биография С. Моргенштерн на сайте Psychoanalytikerinnen.de]

Отрывок, характеризующий Моргенштерн, Софи

Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.