Мост Согласия

Мост Согласия
Координаты: 48°51′49″ с. ш. 02°19′10″ в. д.48.86361° с. ш. 2.31944° в. д. / 48.86361; 2.31944
Официальное название	фр. Pont de la Concorde
Область применения	автомобильный
Пересекает	Сену
Место расположения	Париж, Франция
Конструкция
Тип конструкции	арочный мост
Общая длина	153 м
Ширина моста	34 м
Эксплуатация
Открытие	1791 год, 1932 год

К:Мосты, построенные в 1791 году

Мост Конкорд или мост Согласия (Pont de la Concorde) — один из самых загруженных мостов Парижа. Он соединяет набережную Тюильри и площадь Согласия на правом берегу с набережной Орсе и Бурбонским дворцом на левом берегу.

С момента создания площади Согласия парижские архитекторы задумывали заменить временную переправу через Сену в этом оживлённом месте постоянным мостом. В 1787 году работу над его возведением начал мастер французского классицизма Жан-Родольф Перроне. В начале строительства он назывался мостом Людовика XVI, однако по окончании строительных работ в 1791 году его нарекли мостом Революции. Связано это было с тем, что при возведении сооружения использовался камень из разобранной Бастилии.

Наполеон повелел украсить мост статуями восьми его генералов, погибших в боях. С реставрацией Бурбонов их заменили статуи ключевых фигур старого режима — великих министров (Сугерий, Сюлли, Ришельё, Кольбер), полководцев (Дюгеклен, Баярд, Конде, Тюренн) и мореплавателей (Турвиль, Сюффрен, Дюкен и Дюге-Труэн). Их тяжесть создавала угрозу обрушения моста, поэтому при Луи-Филиппе скульптурное убранство демонтировали и перевезли в Версаль. В 1930-32 гг. мост подвергся реконструкции, увеличившей его пропускную способность вдвое.

Расположение

Положение моста на Сене:

Расположение
Вниз по течению: Мост Александра III		Вверх по течению: Мост Леопольда Седара Сенгора

</center>

Отрывок, характеризующий Мост Согласия

С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».