Музей истории Риги и мореходства
| Музей истории Риги и мореходства | |
|---|---|
| |
| Дата основания | 1964 |
| Местонахождение | улица Паласта, 4, Рига, Латвия |
| Директор | Клара Радзиня |
| Сайт | [www.rigamuz.lv/km/index.php www.rigamuz.lv] |
Музе́й исто́рии Ри́ги и мо́рехо́дства (латыш. Rīgas vēstures un kuģniecības muzejs) — музей в Риге, экспозиции которого освещают историю Риги начиная с момента основания города в 1201 году и заканчивая первой половиной XX века. Музей находится в Старой Риге, в ансамбле рижского Домского собора.
Содержание
История музея
Становление музея относится к XVIII веку — в основе его богатых и разнообразных фондов лежит коллекция естественно-научных, художественных и исторических предметов рижского врача Николауса фон Химзеля. После смерти врача его мать, Катрина фон Химзель, выполняя завещание сына, передала коллекцию в дар Риге. 22 февраля 1773 года рижский магистрат постановил создать музей, назвав его именем Химзеля. Музей был размещен в помещении так называемого Анатомического театра (здание не сохранилось). В 1791 году музей был переведен в восточное крыло Домского ансамбля, специально перестроенное для нужд городской библиотеки и музея. Об этом свидетельствует изображение астролябии и надпись «MUZEUM» на фронтоне этого здания. В 1816 году в музее был открыт особый Кабинет искусств, а в 1881 году при объединении нумизматических коллекций города и музея Химзеля создан Монетный кабинет.
История музея тесно связана с деятельностью Общества изучения истории и древностей прибалтийских провинций России, Рижского общества исследователей природы, Литературно-практического союза граждан и Рижского общества практикующих врачей Риги. Коллекции этих обществ были выставлены в 1858 году в так называемом Рижском музее. В 60-е годы XIX века Рижскому музею была депонирована естественно-научная и археологическая коллекция музея Химзеля, а часть коллекций перешла во вновь созданную Городскую картинную галерею.
В 1890 году названные научные общества переселились со своими коллекциями в Домский ансамбль, где для нужд музея было специально построено здание по ул. Паласта, 4, поэтому музей получил название Домского — по месту своего нахождения. Его попечителем стало Общество изучения истории и древностей прибалтийских провинций России. В Домском музее были размещены коллекции Музея Химзеля: там находился Монетный кабинет и различные ценности, принадлежавшие Риге.
В 1932 году Домский музей со всеми имеющимися коллекциями был включен в список охраняемых объектов Управления памятниками Латвии, но в 1936 году был закрыт. Одновременно Рижское городское управление на основе принадлежавших ему депонированных материалов (в том числе предметов музея Химзеля) создало Рижский городской исторический музей. Этому музею Управление памятниками передало связанные с историей Риги культурно-исторические материалы и коллекции нумизматики бывшего Домского музея. Деятельности и развитию музея помешала Вторая мировая война, а также последовавшее за ней установление советской власти в Латвии. Выселение балтийских немцев и вывоз коллекций в оккупированные немцами страны способствовали утере части музейных фондов. В этот период музей неоднократно менял своё название. В 1964 году музей получил своё нынешнее название «Музей истории Риги и мореходства», в котором отражается его новое направление в работе.
В 1940 году в связи с присоединением Латвии к СССР музей был подвергнут национализации, и с того времени он находится под надзором государства.
В 2005 году музей был реорганизован в Государственное агентство.
Сегодня в фондах музея хранится более чем 500 000 предметов, систематизированных примерно в 80 коллекций.
Музей имеет три филиала: в Риге — Дом Менцендорфа. Дом-музей рижан XVI—XVIII вв. (1992) и Музей фотографии Латвии (1993); в Айнажи — Айнажская мореходная школа (открыта в 1969 году).
Экспонаты
Адрес
- ул. Паласта, 4, Рига, LV-1050, Латвия (вход через Домский собор)
См. также
Источники
- [www.rigamuz.lv/km/index.php?m=izvelne&l=ru Официальный сайт музея] (рус.)
Напишите отзыв о статье "Музей истории Риги и мореходства"
Отрывок, характеризующий Музей истории Риги и мореходства
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
