Мясникова, Варвара Сергеевна

Варвара Мясникова
Варвара Мясникова в роли Анки
Дата рождения:	22 сентября (5 октября) 1900(1900-10-05)
Место рождения:	Санкт-Петербург, Российская империя
Дата смерти:	25 апреля 1978(1978-04-25) (77 лет)
Место смерти:	Москва, СССР
Гражданство:	Российская империя, СССР
Профессия:	актриса
Карьера:	1928—1959
Награды:

Варва́ра Серге́евна Мяснико́ва (22 сентября (5 октября 1900), Санкт-Петербург, — 25 апреля 1978, Москва) — советская актриса театра и кино, заслуженная артистка РСФСР (1935).

Биография

Варвара Сергеевна Мясникова родилась 22 сентября (5 октября 1900) в Петербурге. По окончании женской гимназии (1918) работала инструктором-оператором Наркомпроса. Окончила Институт живого слова (1922). В 1922—1925 — актриса Экспериментального театра, затем — Ленинградского Большого драматического театра им. М. Горького (ныне Товстоногова), с 1928 — киностудии «Ленфильм» и других студий страны. Подрабатывала преподавателем художественного чтения в школе рабочей молодежи.

С 1949 до 1959 года работала в Театре-студии киноактера и на киностудии Мосфильм.

Варвара Мясникова была женой кинорежиссёра Сергея Васильева, от брака с которым у неё родилась дочь.

Aктриса похоронена на Серафимовском кладбище Санкт-Петербурга.

Фильмография

• 1928 — Инженер Елагин
• 1928 — Парижский сапожник
• 1929 — Человек с портфелем
• 1930 — Лягавый
• 1930 — Спящая красавица — Вера, революционерка
• 1932 — Личное дело — Анна Штукова
• 1932 — Три солдата — Варя, работник ревкома
• 1934 — Чапаев — Анка-пулемётчица
• 1937 — Волочаевские дни — Маша
• 1940 — Оборона Царицына — Катя Давыдова
• 1947 — Золушка — Фея
• 1949 — У них есть Родина — женщина на аэродроме
• 1957 — Крутые ступени — мать Евгения Нарежного
• 1958 — Капитанская дочка — мать Гринёва
• 1959 — Му-му — Любимовна

Ссылки

• [a-tremasov.ru/myasnikova-varvara-sergeevna Варвара Мясникова в Авторском проекте Алексея Тремасова]
• Варвара Мясникова (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Мясникова, Варвара Сергеевна

Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.