Негатив (фотография)
Негати́в (лат. negativus — отрицательный), в чёрно-белой фотографии и кинематографии образованное зёрнами металлического серебра изображение объекта съёмки, в котором относительное распределение яркостей при рассматривании в проходящем свете обратно яркостям деталей объекта съёмки[1][П 1]. Другими словами, распределение оптических плотностей негатива соответствует распределению яркостей объекта. В цветных фотопроцессах изображение объекта съёмки формируется красителями, цвета которых дополнительны к цветам объекта съёмки[1]. Например, синие предметы на цветном негативе выглядят жёлтыми, зелёные — пурпурными, а красные — голубыми и так далее (см. Дополнительные цвета, Цветоделение). Оптические плотности при этом также обратны объекту съёмки. Термин «негатив» применительно к фотографии изобрёл Джон Гершель в XIX веке[2].
Содержание
Назначение
Негатив — промежуточное изображение объекта в негативно-позитивном процессе, используемое для получения позитива[3]. Впервые такая технология появилась в процессе, под названием калотипия, изобретённом Ф. Тальботом в 1835 году. В некоторых случаях негатив может быть конечным изображением, например, в спектральном анализе, астрофотографии или рентгенографии. Качество негатива оценивают по точности передачи градаций яркости объекта съёмки, а также по фотографической широте и зернистости. Для цветных негативов, кроме того, важна сбалансированность цветов, то есть согласование цветоделённых изображений. Нормальным считается такой негатив, печатание с которого обеспечивает получение качественного позитива с хорошо различимыми деталями и широким диапазоном градаций серого.
Негатив пригоден для тиражирования позитивов. С фотографического негатива возможно получение неограниченного количества позитивных отпечатков. Тиражеустойчивость кинонегатива ограничена, поскольку при печати он транспортируется лентопротяжным механизмом кинокопировального аппарата и изнашивается. Поэтому, для получения больших тиражей фильмокопий с оригинального негатива печатается несколько дубльнегативов[4]. Отклонения оптической плотности и цветопередачи негатива в результате ошибок экспонирования могут в сравнительно широких пределах корректироваться при печати, давая нормальный позитив. При обращаемом и одноступенном фотопроцессах, сразу дающих позитивное изображение в единственном экземпляре, отклонения практически неустранимы.
См. также
Напишите отзыв о статье "Негатив (фотография)"
Примечания
- ↑ При рассматривании в отражённом свете изображение на негативе может выглядеть позитивным
Источники
- ↑ 1 2 Фотокинотехника, 1981, с. 208.
- ↑ Великое противостояние, 2004, с. 214.
- ↑ Общий курс фотографии, 1987, с. 6.
- ↑ Основы кинотехники, 1965, с. 205.
Литература
- Фомин А. В. Глава I. Фотоаппараты // [media-shoot.ru/books/Fomin-spravochnik_fotografija.pdf Общий курс фотографии] / Т. П. Булдакова. — 3-е. — М.,: «Легпромбытиздат», 1987. — С. 5—49. — 256 с. — 50 000 экз.
- Е. А. Иофис. Фотокинотехника / И. Ю. Шебалин. — М.,: «Советская энциклопедия», 1981. — С. 208. — 447 с.
- Е. М. Голдовский. Основы кинотехники / Л. О. Эйсымонт. — М.,: «Искусство», 1965. — 636 с.
- Коллектив авторов. Марс. Великое противостояние / О. В. Салецкая. — М.,: Физматлит, 2004. — С. 214. — 224 с. — ISBN 5-9221-0454-3.
Шаблон:Фотографические процессы
Отрывок, характеризующий Негатив (фотография)
– Нет, вели закладывать.«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
