Не пойман — не вор (фильм, 2006)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Не пойман — не вор
Inside Man
Жанр

триллер
детектив
криминал

Режиссёр

Спайк Ли

Продюсер

Брайан Грейзер

Автор
сценария

Расселл Гьюиртц

В главных
ролях

Клайв Оуэн
Дэнзел Вашингтон
Джоди Фостер

Оператор

Мэтью Либатик

Композитор

Теренс Бланшар

Кинокомпания

Universal Pictures, Imagine Entertainment, 40 Acres & A Mule Filmworks, GH Two

Длительность

129 мин.

Бюджет

45 млн $

Сборы

184 млн $

Страна

США США

Язык

английский
албанский

Год

2006

IMDb

ID 0454848

К:Фильмы 2006 года

«Не пойман — не вор» (англ. Inside Man) — криминальный детектив режиссёра Спайка Ли. В широкий прокат фильм вышел 23 марта 2006 года (в Европе) и 24 марта (странах Америки, Великобритании). В России фильм вышел в прокат 13 апреля 2006 года.





Сюжет

В самом центре Нью-Йорка посреди дня совершается ограбление банка. Идеальное ограбление, потому что в итоге, после нескольких дней осады у полиции нет ни улик, ни пострадавших, ни подозреваемых, ни, собственно, того, что называется «составом преступления». Детективы слишком поздно начинают понимать, что все это время их просто водили за нос, и что многое в этой истории совсем не то, чем кажется.

Итак, в банк заходит небольшая группа маляров, одетых в белые комбинезоны, кепки и солнцезащитные очки. Внезапно они запирают двери и с криками: «Это ограбление!» укладывают всех присутствующих на пол. Затем поджигают дымовую шашку, а подбежавшему к входным дверям уличному полицейскому главарь с диким иностранным акцентом заявляет, что в банке — заложники и бомба. Подъехавшая группа во главе с детективом Фрейзером выясняет, что камеры видеонаблюдения в банке были выведены из строя за минуту до ограбления. Полиция не знает ни сколько заложников в банке, ни сколько грабителей, ни что там происходит.

Тем временем «маляры» собирают всех посетителей и служащих и заставляют их сначала сдать все свои ключи и мобильные телефоны, а затем раздеться до белья и надеть одинаковые синие комбинезоны. Также заложники должны надеть на глаза специальные маски, какие используются для сна. Лица самих грабителей закрыты (перед ограблением они натянули на лица платки, закрывающие нижнюю часть лица), а заложники не успели друг друга рассмотреть. Чтобы окончательно запутать следы, грабители посадили заложников в несколько комнат и время от времени тасуют их. При этом подсаживая членов банды под видом заложников (под белыми комбинезонами у них надеты синие). Потом, когда всё закончилось, никто не смог уверенно сказать: «Это — грабитель», потому что находилось несколько человек, которые опознавали в каждом подозреваемом «товарища по несчастью».

В результате, когда банк был захвачен штурмом, стало понятно, что само ограбление было грандиозной инсценировкой с бутафорским оружием, фальшивой казнью заложника и с записанными заранее разговорами, которые грабители подсунули полиции, подслушивающей их через спрятанные в еде для заложников жучки. Фрейзер догадывается, что из банка всё-таки что-то вынесли или вынесут.

В пик кризиса с заложниками хозяин банка Артур Кейз подослал Фрейзеру своего представителя с исключительными полномочиями — Мэдлин Уайт. Она сделала всё, что могла и даже пообщалась с главарём грабителей. Выясняется, что основатель банка сколотил своё состояние, сотрудничая с нацистами в годы Второй мировой войны. В ячейке банка № 392 хранились документы, свидетельствующие о его военных связях, бриллианты и исключительно ценное кольцо. Далтон охотился именно за документами, решив оставить их себе и возможно потом шантажировать ими Кейза.

Суть замысла грабителей состояла в том, что их главарь Далтон Рассел остался внутри здания банка. Грабители немного перестроили подсобку банка и организовали там тайное убежище, где он оставался в течение недели. Остальные преступники, смешавшись с прочими заложниками, чистыми покинули здание банка. Далтон через неделю вылез из своего убежища. В банке уже была восстановлена обычная работа. Смешавшись с посетителями банка, Далтон спокойно ушёл через главный вход.

История на том не заканчивается. Детектив Фрейзер, разбираясь со списком ячеек в хранилище, обнаруживает, что ячейка № 392 не значится в списках. По его требованию её вскрывают. Там нет ничего, кроме мусора и кольца с запиской, оставленной Далтоном — «Следуй за кольцом». Фрейзер направляется сначала к хозяину банка Артуру Кейзу и затем к мэру города, требуя объяснений. Он даёт понять, что будет и дальше разбираться с этой историей.

В ролях

Актёр Роль
Клайв Оуэн Далтон Расселл Далтон Расселл
Дэнзел Вашингтон Кит Фрейзер детектив Кит Фрейзер
Джоди Фостер Мэдлин Уайт Мэдлин Уайт
Кристофер Пламмер Артур Кейс Артур Кейс
Уиллем Дефо Джон Дариус капитан Джон Дариус
Чиветел Эджиофор Билл Митчелл детектив Билл Митчелл
Карлос Андрес Гомес Стив Дамерджян Стив Дамерджян
Ким Директор Стиви Стиви
Джеймс Рэнсоун Стиви-о Стиви-о
Берни Рашель Хаим Хаим
Питер Герети Кофлин капитан Кофлин
Виктор Количчио Коллинс сержант Коллинс
Кассандра Фримэн Сильвия Сильвия
Питер Флешетт Питер Хэммонд Питер Хэммонд
Джерри Вичи Герман Глюк Герман Глюк
Брэндон Кинер пилот вертолёта пилот вертолёта

Съёмочная группа

Напишите отзыв о статье "Не пойман — не вор (фильм, 2006)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Не пойман — не вор (фильм, 2006)

Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.