Олейник, Борис Степанович
| Борис Степанович Олейник | |||
| Борис Степанович Олійник | |||
| Дата рождения: | |||
|---|---|---|---|
| Место рождения: |
село Божиковцы, Деражнянский район, Хмельницкая область, УССР | ||
| Гражданство: | |||
| Дата смерти: | |||
| Место смерти: | |||
| Награды и премии: |
| ||
Борис Степанович Олейник (23 июня 1934, село Божиковцы Деражнянского района Хмельницкой области — 1 октября 1999, Киев) — украинский государственный деятель, депутат Верховной Рады Украины I созыва (1990—1994), начальник Юго-Западной железной дороги (1980—1999), президент Государственной администрации железнодорожного транспорта Украины (1991—1993).
Содержание
Биография
Родился 23 июня 1934 года в селе Божиковцы Деражнянского района Хмельницкой области в семье учителя.
В 1957 году окончил Днепропетровский институт инженеров железнодорожного транспорта по специальности "инженер путей сообщения".
В 1957—1958 годах — дежурный станции Могилев-Подольский Одесской железной дороги.
В 1958—1965 годах — начальник станции Сулятицкая, Гречаны, начальник отдела движения, заместитель начальника Жмеринского отделения Одесской железной дороги.
В 1965—1966 годах — начальник Гайворонского отделения Одесской железной дороги.
В 1966—1976 годах — начальник Конотопского отделения Юго-Западной железной дороги.
В 1976—1979 годах — главный инженер, заместитель начальника Юго-Западной железной дороги.
В 1979—1980 годах — первый заместитель начальника Юго-Западной железной дороги.
С сентября 1980 года — начальник Юго-Западной железной дороги. Под его руководством было проложено 1000 километров новых путей, электрифицировано свыше 300 километров железной дороги.
Член КПСС в 1957—1991 годах, кандидат в члены ЦК КПУ.
Депутат Верховного Совета УССР X и XI созывов.
В 1990 году был выдвинут кандидатом в Народные депутаты Украины трудовыми коллективами Жмеринского вагонного депо, локомотивного депо, вагоноремонтного завода имени Первого Мая, железнодорожной станции Жмеринка, больницы Жмеринского отделения Юго-Западной железной дороги, Жмеринской дистанции пути, дирекции по обслуживанию пассажиров, колхозов "Ленинский путь" села Потоки и имени Димитрова села Сербиновцы.
18 марта 1990 года был избран депутатом Верховной Рады Украины I созыва от Жмеринского избирательного округа № 26 (Винницкая область). Член Комиссии Верховной Рады Украины по вопросам развития базовых отраслей народного хозяйства.
В 1991—1993 годах — Президент Государственной администрации железнодорожного транспорта Украины.
На выборах 1994 года и 1998 года баллотировался в Верховную Раду Украины, но проиграл.
1 октября 1999 года около 19:45 Борис Степанович Олейник был застрелен в подъезде собственного дома в Киеве по улице Гончара, 62. Похоронен в Киеве на Лесном кладбище[1].
Награды
- Заслуженный работник транспорта Украины (05.08.1997)[2].
- Орден "За заслуги" III степени (06.07.1999)[3].
Память
21 октября 2000 года станция Дроздовка, расположенная вблизи посёлка городского типа Куликовка Черниговской области, была переименована в станцию имени Бориса Олийныка и освящена согласно православному обычаю.
С начала декабря 2001 года на станции Деражня Жмеринской дирекции железнодорожных перевозок открыт музей ЮЗЖД и Бориса Степановича Олейника. Решение о создании музея принято руководством Юго-Западной железной дороги совместно с Деражнянской райгосадминистрацией. Отдельная экспозиция посвящена Б.С. Олейнику. В музее представлены его личные вещи, фотографии, документы. Одна из улиц в Деражне теперь носит имя Б.С. Олейника.
Напишите отзыв о статье "Олейник, Борис Степанович"
Примечания
Ссылки
- [static.rada.gov.ua/zakon/new/NEWSAIT/DEPUTAT1/26.htm Олейник Борис Степанович на сайте Верховной Рады Украины]
Отрывок, характеризующий Олейник, Борис Степанович
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .
Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
