Осада Константинополя (1411)
| Осада Константинополя | |||
| Основной конфликт: Византийско-османские войны | |||
 Константинополь в 1411 году | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа Византии | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Осада Константинополя — осада в 1411 году османами Константинополя во время Османского междуцарствия (20 июля 1402 — 5 июля 1413)[1]. Хотя Мехмед I был утвержден в качестве султана Тимуром после битвы при Анкаре, его братья Иса Челеби, Муса Челеби, Сулейман Челеби, а позже и Мустафа Челеби, отказались признать его власть и предъявили свои права на престол[2]. В результате началась гражданская война, завершившаяся 5 июля 1413 года, когда в битве при Джамурлу Мехмед разбил войска братьев и восстановил мир в империи.
Предыстория
Перед битвой при Анкаре Византийская империя в течение нескольких десятилетий слабела и угасала, но после поражения Османской империи от Тимура византийцы на короткое время стали определять ход внутренней политики и интриг в Османском государстве.
Осада
Византийский император Мануил II Палеолог поддержал Сулеймана в качестве претендента на османский престол. В 1403 году регент Иоанн VII Палеолог подписал с Сулейманом договор в Гелиболу, поскольку Мануил II в это время путешествовал по Западной Европе. По этому договору Сулейман обязался передать определенные территории вдоль побережья Мраморного моря византийцам в обмен на поддержку во время междуцарствия. В Эдирне Сулейман объявил себя султаном.
Однако Муса Челеби разбил Сулеймана в битве при Космидионе в 1410 году. Войска Мусы преследовали противника и смогли пленить Сулеймана при его попытке бежать на византийские территории. 18 февраля 1411 года Сулейман был убит, и Муса занял его владения в европейской части империи[3]. Муса принял меры против всех, кто был в союзе с Сулейманом, в том числе против Мануила II, осадив в 1411 году Константинополь[4]. Мануил II обратился за помощью к Мехмеду, который создал новый альянс с византийцами против Мусы. Осада была снята в течение того же года.
В двух крупных сражениях, в 1411 и в 1412 годах, силы Мехмеда разгромили войска Мусы. В 1413 году Мехмед получил поддержку сербского правителя Стефана Лазаревича и бея Дулкадиридов, а также некоторых генералов армии Мусы. Мехмед окончательно разгромил силы Мусы в битве при Джамурлу, недалеко от Самокова[5]. При попытке к бегству Муса был пойман и убит 5 июля 1413 года[6].
Напишите отзыв о статье "Осада Константинополя (1411)"
Примечания
- ↑ Dimitris J. Kastritsis, The Sons of Bayezid, (Brill, 2007), xi.
- ↑ Fine, John Van Antwerp, The Late Medieval Balkans, (University of Michigan Press, 1994), 499.
- ↑ Prof. Yaşar Yüce-Prof. Ali Sevim: Türkiye tarihi Cilt II, AKDTYKTTK Yayınları, İstanbul, 1991 p 74-75
- ↑ Ostrogorsky, G. 'History of the Byzantine State', Rutgers University Press, 1969, p.557
- ↑ Encycloapedia Britannica Evpo 70 ed., Vol. 22, p. 368
- ↑ Joseph von Hammer:Osmanlı Tarihi cilt I (condensation: Abdülkadir Karahan), Milliyet yayınları, İstanbul. p 58-60.
Отрывок, характеризующий Осада Константинополя (1411)
Что некто есть еще на свете,Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
